Скандал у озера

– А если это только навлечет на нас неприятности? – осторожно спросил мужчина в надвинутой на лоб шапке. – Нужно учесть, Клутье, что сегодня утром, да и вчера тоже, на берегу озера плавали деревянные брусья – обломки разрушенного стихией моста через Мистассини. Эмма могла упасть в озеро и удариться о плывущий в воде ствол!

– Ну и что? Сам подумай: она ведь все равно упала в воду! – заметил третий мужчина.

Слушая их рассуждения, возбужденный Шамплен, опьяневший от гнева, за которым он тщательно скрывал свою боль, совсем забыл о том, что речь шла о его девятнадцатилетней дочери, о его Эмме, по шелковым волосам и нежной щечке которой он больше никогда не сможет ласково потрепать рукой. Эмма стала знамением, символом всеобщего отчаяния, отчаяния всех этих людей, столкнувшихся с разрушающими водами возмутившегося озера.

– Зачем ломать себе голову? – рявкнул он. – Моя дочь утонула, утонула наверняка потому, что хотела добраться домой по затопленной дороге! Об этом будут писать все газеты, и это заставит министров и чиновников сделать хоть что-то. Мы же ничего не знаем, а возможно, есть и другие жертвы!

Собеседники Шамплена вполголоса согласились с его словами. Все они были одеты в черное – на фоне размытого дождем ночного пейзажа их было почти не видно. Только их бледные лица угадывались в темноте. Они еще какое-то время неподвижно стояли перед церковью, с волнением наблюдая за тем, как неумолимо прибывает вода в мрачном, как сумерки, озере, накатывая на берег пока еще небольшими волнами.

– А теперь давайте помолимся! – заключил Шамплен.

* * *

Как только дверь дома Матильды закрылась, отгородив женщин от разбушевавшейся стихии, Жасент сразу же почувствовала себя лучше. Сидя у покрытой эмалью чугунной печки, она наслаждалась мягким розовым светом, падающим от керосиновой лампы на блестящие металлические кастрюли, расставленные на покрытых красной тканью полках. Из кухни доносился легкий аромат выпечки, смешанный с приятным запахом приготовленного на пару мяса и соблазнительным ароматом горячего кофе.

– Угощаю тебя, чем обещала, красавица! – обратилась к ней Матильда. – Я оставила пирог в печке. Но сначала выпей-ка вот это.

Хозяйка подала Жасент бокал карибу – довольно сложного коктейля на основе портвейна, смешанного с виски и водкой.

– Думаю, что на пустой желудок не очень-то правильно…

– Да нет же, мой карибу приятный, словно мед. Ты нуждаешься в тепле, Жасент. Тебе нужно отогреться, как снаружи, так и внутри.

– Это правда, внутри меня холод. У меня такое ощущение, что я умерла вместе со своей сестрой.

– Не говори глупостей! Потерять близкого человека – это тяжелое испытание, я понимаю, но однажды ты снова вернешься к счастливой жизни.

– Не думаю, – вздохнула Жасент и залпом выпила бокал карибу.

Матильда принесла пирог в глубокой тарелке и протянула своей гостье вилку.

– Набирайся сил, – подбодрила она Жасент. – Дай мне хоть раз позаботиться о тебе, барышня, как заботишься ты о своих пациентах в больнице. Я часто говорю с твоей матерью. Она гордится тобой, ты знаешь?

– Она никогда не говорила мне об этом.

Жасент попробовала угощение хозяйки. Корочка пирога была мягкой и душистой, как и кусочки мяса, запеченные в золотистом тесте вместе с картошкой. Жасент ела с неожиданным для себя аппетитом, почти животным, прикрыв от удовольствия глаза.

– Так-то лучше, – сказала Матильда, задумчиво глядя на Жасент.

Дети супругов Клутье росли на ее глазах. По пути в школу они часто проходили под ее окнами. Всегда были веселыми, очень вежливыми. «Мои разбойники», как часто повторяла Альберта, наряжая своих отпрысков к мессе…

– Очень вкусно, – призналась Жасент.

– Еще чашечка кофе – и можешь возвращаться в церковь.

– Да, мне нужно до конца выдержать этот удар. Вечером мы будем возле Эммы у дедушки Фердинанда. Если честно, я бы с удовольствием прилегла отдохнуть.

– Ты говоришь красиво, и манеры у тебя, как у настоящей леди… – посмеиваясь, произнесла хозяйка. – Ничто не мешает тебе прилечь на моем диване. Я скажу твоим родителям, что ты слишком устала. Будешь ты рядом с сестрой или здесь – это ничего не изменит. Душа ее должна воспарить; молитвы помогут здесь гораздо больше, чем слезы. Жасент, я очень волнуюсь за твою мать. Сегодня днем, когда мы одевали Эмму, она воспринимала все так, будто ее дочь всего лишь спит… Она задавала ей вопросы, на которые сама же и отвечала. А ее глаза… они не были похожи на глаза человека, который полностью отдает себе отчет в том, что происходит вокруг. Альберта – женщина с добрейшим сердцем, которая с самого моего появления в Сен-Приме всегда была со мной любезна и уважительна, в то время как другие жители приняли меня поначалу в штыки! Все, кроме кюре. Он поистине святой человек!

Женщина налила Жасент кофе в щербатую чашечку.

– Попробуй-ка этот нектар.

– Вы думаете, мама лишится рассудка? – взволнованно спросила Жасент.

Матильда внимательно посмотрела на нее черными зрачками своих живых и блестящих глаз, казавшихся чрезмерно яркими на фоне изборожденной морщинами бескровной кожи пожилой женщины.