Скандал у озера

Супруги смотрели, как гость осторожно спускается по блестящим от дождя ступенькам крыльца. Темно-серое небо низко нависало над землей. Дождь не прекращался.

– Какое жуткое несчастье их постигло – такая юная девушка утонула! – прошептала Рене.

– Ты права! Так несправедливо умереть, не успев и пожить-то на свете! – тихо ответил ей супруг.

* * *

В это время Альберта молилась, стоя на коленях перед могилой своей дочери – скромным холмиком темной земли, отчасти скрытым под букетами цветов, над которым возвышался крест из белого дерева. Стоя позади матери, Сидони в свою очередь с искренним воодушевлением предавалась молитве. Жасент не могла отвести взгляд от надписи, выгравированной прямо на нежной кленовой древесине:

«Эмма-Мари-Жюлианн Клутье — 1909

—1928».

После того, что прочитала Жасент этой ночью, она была в таком состоянии, что ей не помогли бы никакие молитвы. «Теперь я уже не знаю, какой ты была на самом деле, Эмма! – мысленно сокрушалась она. – Слова настолько отражают сущность человека! На многих страницах, этих проклятых страницах своего дневника, ты, похоже, насмехаешься над Сидони и надо мной, и многое сбивает меня с толку».

Жасент на мгновение закрыла глаза. Она вдруг вспомнила почерк Эммы и прописную букву М с завитком, которая так часто встречалась в ее записях, начиная с февраля. Если бы не припадок Альберты на рассвете, а затем не дедушкино недомогание, у нее было бы время поразмыслить над этим и довериться Лорику и Сидони. Но теперь она колебалась, опасаясь снова посеять в семье разногласия и сомнения.

– Жасент, зонт! – вывела ее из раздумий Сидони. – Мама почти вся под дождем!

– Прости…

Сестра пожала плечами и оглянулась, встревоженная шумом хлюпающих шагов, приглушенных влажной землей. По направлению к ним двигались две мужские фигуры, облаченные в дождевики с капюшонами.

– Пьер? – удивленно воскликнула Сидони.

От произнесенного имени Жасент застыла на месте, а Альберте пришлось оторваться от молитвы. Мать попыталась подняться с колен, но сразу ей это не удалось – у нее затекли ноги. Пьер бросился к женщине и помог ей встать.

– Дорогая мадам Клутье, я хотел бы выразить вам свои самые искренние соболезнования. Вчера я, увы, не смог прийти на похороны.

– Хорошо, что ты пришел, Пьер, – пробормотала Альберта в слезах. – Я не видела тебя уже два года. Господи, как мы все тогда были счастливы!

Взволнованный Пьер поцеловал Альберту в щеку, вопреки тому что жителям этого региона была присуща почтительная сдержанность. Эта женщина в его жизни сумела заполнить пустоту, которую оставила в нем смерть родной матери.

– Ты все еще работаешь в Ривербенде? – спросила она, не отпуская рук Пьера.

– Работаю, конечно! Я помогал папе перевезти дедушку. Сен-Метод сильно пострадал от паводка. Деревня почти опустела. Ситуация в Сен-Фелисьене не лучше. Подойди, Дави, познакомишься.

Окаменев, Жасент слушала Пьера, не отрывая от него взгляда. На лице бывшего жениха она прочла душевное волнение и неподдельное сочувствие. Его низкий теплый голос волновал ее, равно как и манящий блеск его голубых глаз.

– Дави работает под моим началом, – представил Пьер своего друга. – Жасент, Сидони, старшие сестры Эммы. Альберта, их мать.

Рабочий снял капюшон и встряхнул своей рыжей шевелюрой. Он пожал троим женщинам руки, смущенно шепча слова соболезнования. Наконец он протянул Пьеру букет:

– Твои цветы!

– Спасибо, Дави!

С осунувшимся от страданий лицом Пьер Дебьен дрожащими руками возложил скромный букет на могилу. Едва слышно он прочитал молитву и перекрестился. Альберта, вся в слезах, качала головой.

– У нас есть моторная лодка, – сообщил Дави, смущаясь от оценивающего взгляда, которым смотрела на него Сидони. – Пьер позвонил начальнику. На понедельник и вторник нас отпустили в связи с наводнением и его последствиями.

– В некоторых ситуациях эти парни проявляют участие, – добавил Пьер. – Мой хозяин – из таких. Он понял, что я должен был поддержать папу и дедушку Боромея. Я рассказал ему и о гибели Эммы.

Ни разу не разомкнув губ, Жасент стояла неподвижно, и ее длинные золотистые волосы трепал ветер. Сидони взяла ее за локоть:

– Пора возвращаться, особенно если ты планируешь сесть на вечерний поезд. Мама, ты идешь?

Холодность Сидони по отношению к Пьеру была очевидной. Она все еще подозревала его в отцовстве Эмминого ребенка.

– Поезда не будет, – произнес Дави. – Мост, по которому проходила железная дорога между Робервалем и Сен-Примом, разрушен.

– Я – медсестра в больнице! Сестры-августинки нуждаются в помощи, – сказала Жасент, вежливо улыбнувшись. – Попробую поймать такси.

– У нас в баркасе есть место, Жасент, если тебя это устроит, – предложил Пьер.

Он ожидал услышать категоричный отказ, несмотря на то что принял все меры предосторожности – его предложение было сделано в присутствии матери и сестры Жасент.

– Когда вы уезжаете? – просто спросила Жасент. – Я буду готова не раньше чем через час, а может, даже два.