Скандерия

В Гимназии выпустили специальное постановление администрации о запрете журнала. Только применить его на практике не удалось, потому что брошюра не имела названия, и чётко определить, какое именно издание не допускалось к распространению, не вышло.

Тогда решено было запретить все издания, в которых автором статей значился Правдоруб.

– Вы же понимаете, это ничего не даст, – вздохнул Грибницкий во время совещания, вертя в руках очередную брошюру. – Он просто изменит имя, и всё. Будет подписываться как Аноним или ещё как-нибудь.

– Надо найти того, кто распространяет! – Лёва нервно постукивал по «столу демагогии».

– И что вы предлагаете? – спросила Москвина-Котова. – Шмонать студентов при входе?

– Что за выражения, – с упрёком сказала Третьякова.

– Но ведь нужно что-то делать! – Федотов даже ударил кулаком по столу, так что все подпрыгнули. Таким злым его ещё не видели – он тяжело дышал, обиженно оттопыренная нижняя губа тряслась.

– Успокойтесь, Апрель Вениаминович, – растягивая слова, проговорила Москвина-Котова и погладила Федотова по руке. – Если будет нужно, мы сами поговорим с вашей супругой. Я уверена, она всё поймёт.

В очередном пасквиле Правдоруб намекал на существование внебрачных детей Федотова. Его жена, резкая угловата женщина, как раз ожидающая пятого ребёнка, выгнала Апреля Вениаминовича из дома, так что ему пришлось перебраться в соседнюю с Истоминым квартирку. Вечерами сквозь тонкую стенку Истомин слышал, как Федотов по телефону жалобно упрашивал жену пустить его обратно или хотя бы разрешить видеться с детьми. Пару дней назад к нему тайно пришёл старший сын – пятнадцатилетний худенький мальчик. По его словам, они вчетвером старались отговорить мать от идеи подать на развод, но Федотова уже взяла разгон, так что дело грозило скверным оборотом.

Федотов осунулся, побледнел, совсем перестал обращать внимание на внешний вид – оброс щетиной и, кажется, перестал стирать одежду. На занятиях его по возможности подменял Истомин, тогда как сам Апрель Вениаминович сидел, уставившись в одну точку, или писал в коммуникаторе письма жене.

Все знали, что в статье не было ни слова правды. Федотов любил жену и детей до обожания, и вряд ли ему могла прийти хотя бы мимолётная мысль об измене.

– А ведь умён, шельма, – невесело ухмыльнулся Грибницкий. – Вон как вывернул. Две статьи – бред сивой кобылы, а про Апреля… – Он выразительно хмыкнул.

На фоне историй о том, что Истомин на самом деле был андроидом, сбежавшим из секретной лаборатории, а Третьякова – сумасшедшей, убившей настоящую Магдалену Оскаровну и захватившей её жизнь, статья про Федотова выглядела правдоподобно, да и была написана гораздо более грамотно.

– Обратите внимание, – подал голос Линник, что случалось нечасто, – он ведь намеренно не дал журналу названия. Как знал, что мы попытаемся его запретить. Подстраховался, так сказать.

Сам Линник в последнее время стал нервным. Он всё время оглядывался и вскакивал из-за любого громкого звука. Ясно, он боялся статьи, где открыто могли написать о его нетрадиционной ориентации. Хотя уже много лет никто не обращал внимания на подобные предпочтения, а указывать на них при приёме на работу было законодательно запрещено, Линник всё же заметно волновался. Для этого была причина – многие семьи придерживались традиционных ценностей, а некоторые даже вступали в «Фундаментум», набирающее обороты движение консерваторов, проповедующее ортодоксальное отношение к браку и семье. Словом, Линник боялся огласки и реакции родителей студентов.

– А что, если попытаться найти типографию, где это состряпано? – предложил Лёва. В атмосфере всеобщей нервозности они с Линником даже перестали ссориться.

– Типографий тысячи, – махнула рукой Третьякова. – Да и как мы их найдём? Это в спецслужбы надо обращаться.

– А если привлечь родителей? – сказал Грибницкий. – Может, вместе с Управлением они смогут…

– Тогда надо заводить дело, – перебила его Михайловская. – А нам это ни к чему. И ещё раз, – она обвела присутствующих взглядом, – обращаю ваше внимание на необходимость быть начеку. После истории с Виктором Семёновичем, – Мозгов, всё время смотревший на свои руки, вздрогнул, – будьте внимательны. Обращайте внимание на то, что пьёте и едите.

– Докатились, – пробурчал Грибницкий.

14.

Вычислить Правдоруба никак не удавалось. Тамара Александровна, казалось, ещё больше поседела и стала ниже ростом. Жена Федотова так и не пустила его домой, по ночам из-за стенки до Истомина доносились всхлипы. Мозгов ходил, глядя в пол, и ни с кем не разговаривал.

Линник всё-таки дождался статьи о себе и взял долгосрочный отпуск, из-за чего Гимназия лишилась основного хореографа, и студентам приходилось искать репетиторов. Правдоруб намекал на связи Линника со студентами, так что в Гимназию снова прибыли люди из Управления. Ничего не обнаружив, через пару дней они исчезли, однако Линник на работу не возвращался.