— Зевсыч? — Эредин в свою очередь удивленно поднял брови, завидев Гермеса в Машиной каюте. — Привет. Вот уж кого не ожидал тут увидеть, так это тебя. Каким ветром к нам? И зачем? Мы рекламаций вам вроде не подавали. И Машу тоже все устраивает. Обратно в диспетчерскую она, насколько я знаю, не собирается. Или тебя Моисей по поводу той побродяжки прислал, опомнившись, что договор о ее невозврате мы похерили?
— Нет, — покачал головой Моисей. — Дельце у меня к Марии нашей Суховой. Важное и, можно сказать, пикантное.
— Это ты тонко намекаешь, что я тут лишний? — нахмурил брови Эредин.
— Конфиденциальное дельце. Но если Мария хочет, чтобы ты присутствовал при нашем с ней разговоре, я препятствовать не буду.
— Хочу, конечно, — поспешно кивнула Маша. — У меня от Эредина секретов никаких нет.
— Как скажешь, — легко согласился Гермес. — Тогда приступим. Для начала у меня вопрос. Мария, верно ли, что в пятницу тринадцатого июля две тысячи пятнадцатого года, в тринадцать-тринадцать некий Гюнтер о’Дим предложил исполнить твое желание?
— Ну да, вроде так, — согласилась Маша. — Год был точно пятнадцатый, число… да, тоже помню, мы с Ленкой еще прикололись, мол, пятница тринадцатое — судьбоносный день. Вот насчет времени — это не скажу, я до минуты не сверяла, ясное дело. Не нужно мне тогда это было.
— Сие уже не столь существенно. Важно то, что экстраполяция этого времени на время Неверленда дает нам неоспоримый факт: сделка, которую Гюнтер заключил с тобой, была совершена позже его же сделки с неким Ольгердом фон Эвереком.
— Чего? — вытаращила глаза Маша. — Это еще что за хер? Я о таком впервые слышу.
— А тебе и не надо. Этот, как ты сказала, хер важен для нас с тобой лишь потому, что исполняя договор с Ольгердом, наш общий знакомец Гюнтер на-ко-ся-чил. Выражаясь сухим языком протокола, договор был исполнен ненадлежащим образом, а при его выполнении был нарушен ряд важных законов, что привело к искажению Скрижалей. Поэтому договор был аннулирован, сам Гюнтер признан функционально непригодным, а все последующие заключенные им сделки — недействительными.
— Погодите, я что-то запуталась, — Маша потерла лоб. — Это чё значит-то?
— Лично и конкретно для тебя — то, что, во-первых, Гюнтеру ты больше ничего не должна, а во-вторых, и в главных — Кронос разрешил вернуть все, как было. То есть отменить попаданство и вернуть тебя домой, в твой мир.
— Эй, это как понимать? — тут же вскинулся Эредин, в то время как менее мобильная Маша только ошеломленно моргала, молча осмысляя услышанное. — Какое-такое домой? Мария — мой трофей. Я его, её то есть, честно соблаз… заполучил.
— Да погоди ты, Эредин, дай договорить. Вот что за дурацкая у тебя привычка: не дослушать, а сразу в бой рваться. Мария может вернуться в свой мир, если пожелает. То есть ей предоставляется выбор. Хочет — уйдет, не хочет — останется. Понятно излагаю?
— А-а, ну это дело другое, — смягчился Эредин. — Впрочем, Маш, ты, может, хочешь уйти?
— Я… О, господи, — Маша в растерянности перевела взгляд с Гермеса на Эредина.
— Машенька, ты подумай хорошенько, все взвесь, прежде чем давать ответ. Потому что второго шанса у тебя не будет, — мягко предупредил Гермес.
— Не, Машунь, подумать ты можешь, — великодушно разрешил Эредин, видя, что девушка находится уже на грани нервного срыва. — Я не какой-то там тиран, а ты — не рабыня, которой не позволено иметь ни своего мнения, ни права выбора. Тем более, если уж сам Кронос… — Эредин развел руками. — Я и вмешиваться в твой процесс мыслительный не буду, чтобы не вносить сумбур и сумятицу в твои рассуждения. Пусть все будет честно и непредвзято. Решишь уйти — ну, так тому и быть. Надумаешь остаться — это будет исключительно твой сознательный выбор без всякого давления с моей стороны.
— Легко сказать, — пробормотала Маша. — И вообще, Гермес Зевсович, вот объясните, как я смогу вернуться туда, где и память обо мне развеялась давным давно. Да и вообще, пока я тут по мирам мотыляюсь, сколько времени-то прошло? Куда мне возвращаться-то? И фигурально, и буквально.
— Буквально — на ту же самую скамейку, где ты загадала желание Гюнтеру, на то же место, в тот же час, день, месяц и год. Только подруги твоей рядом не будет. Ну, и о’Дим к тебе, разумеется, не подойдет. Встанешь с лавочки — и пойдешь дальше… жить по-прежнему, как жила до встречи с Гюнтером и попадания в диспетчерскую.