Сказ про невероятных лесных жителей и Клеща-Вруна

Увы, за годы правления Клеща-Вруна эта страшная слепота поразила Души многих светлолесов. Многих. Многих. Многих.

33. Света! Света!!! Света!!!!!!

Беспросветный мрак накрыл Светлолесье. Был месяц жнивень. Но не трудолюбивые светлолесы жали в полях, а злоба и смерть пожинали свои плоды.

И в этот момент, когда казалось, что солнце над Светлолесьем больше не взойдёт никогда, тени неожиданно стали отступать, а пространство начало наполняться цветочным благоуханием. Лесные нимфы, - цвет Светлолесья - вышли к тропинкам в белоснежных одеждах, в венках и с букетами. Они молча смотрели на случайных прохожих, на спешащие телеги, и в их беззлобных и бездонных глазах не было ничего, кроме взятой на себя боли и молчаливого зова о мире. И, о чудо! Даже змеёныши в этот момент замерли, перестали жалить, и вспомнили на мгновение, что и они не волосики на брюшке Клеща-Вруна, а такие же дети леса. И Мать-Природа, и Небесный Создатель смотрели из очей прекрасных девушек, и ничем не угрожали, а, казалось, только тихонечко и с родительской любовью укоряли: «Как же так, дитя моё, как же так.»

А под ногами у нимф разливались озёра - это лились из чудесных глаз прозрачные слёзы светлолесов, и даже самое жестокое сердце, если оно вообще ещё билось, не могло без содрогания смотреть на это драматическое и божественное зрелище.

И потекли ручейки из озера слёз по всему Светлолесью. Обитатели выглядывали из окошек, и не могли понять, откуда перед их норками появилась вода, если дождя давно не было. И увидели честные жители, что в этой светлой воде есть капельки крови. Тогда, переборов свой страх, они оставляли уютные норки, и шли вдоль ручейков к их истоку, и сами ручейками стекались на большие поляны.

Ах, сколько же лесных жителей вышло тогда! Ах, как же смелый и честный народ был прекрасен! Это змеёныши с жабами были сплошь чёрного и болотного цвета, да на одно озлобленное лицо. А лесные жители были как радуга и как музыка. Они переливались певчим вокалом, шерстью всех мастей и окрасом оперенья на любой вкус. Ручейки слились в одну полноводную реку, которая наводнила собой самые большие дороги и поляны. Ни одно деревцо по пути не было сломлено, ни одна травинка не смята любящими свою землю светлолесами. И если кто-то из них желал получше рассмотреть величественную панораму, которую художник-народ сам рисовал в эти мгновения, он снимал подковы с копыт, или подстилал покрывало под свои когти, и только тогда аккуратно становился на скамеечку, чтобы её не испортить.

Вокруг развевались тысячи знамён с колерами чистоты и самопожертвования.

Как бесята боятся креста с распятой невинной жертвой, так жаб и змеёнышей обжигал один вид белого с красным флага. А жители раскрашивали и свои шкуры, и свои лица, и телеги в стародавние национальные символы и цвета, показывая, что они не согласятся жить в трясине болота, и не позволят закрасить свой мир в сумрачную серость.

Святые небеса, как же перепугался Клещ-Врун! Как же тряслись от страха и злобы змеёныши! Они смотрели издалека и боялись подползать ближе, чтобы лесные жители не разодрали их своими клювами, клыками и когтями, и чтобы не передавили сотнями тысяч острых копыт. Змеёныши в балаклавах выглядывали из душегубок, и чувствовали себя выброшенными на берег беспомощными, задыхающимися от ужаса, маленькими карпёнышами. Ведь жителей леса было намного больше, чем всех змеёнышей вместе взятых.

И полились потоки обитателей по искалеченному телу Светлолесья! И один вид их затягивал раны и наполнял клеточки светлом и верой! Они были величавы, как Славутич, легендарны, как Варяжий Путь, прекрасны, как Русло Полесья, и с множеством притоков, словно Отец Рек.

Сказать, что жабы со змеёнышами были ошеломлены - не сказать ничего. Под волшебство хлынувшей лесной Совести некоторые из болотных тварей стали магическим образом воплощаться в своё первоначально благородное состояние. Они сбрасывали с себя боевую броню и слизкую кожу, выплёвывали отвалившиеся ядовитые клыки и выбирались из топи и гадюшника. А как только они покидали сии злачные места, так тут же принимали вид честных лесных обитателей.

Друг мой, было бы верхом несправедливости промолчать о том, что служили в серпентарии и настоящие лесные гадюки, которые приползали туда, наивно надеясь оберегать своими клыками Светлолесье и честь мундира. Когда же они увидели, что служить приходится среди тех, кто приполз не по призванию, а из продажности, оставаться среди оборотней им было очень тяжело. И однако же некоторые из них говорили себе: «Мой долг - остаться здесь, и вернуть честное имя змей. И если я могу помочь честным светлолесам, я постараюсь что-нибудь сделать, пусть это для меня и будет очень опасно»

Но всё-таки большинство оставшихся змеёнышей потеряли свой перворожденный облик навсегда. И теперь они были в сто раз злей и опасней, и ждали момента перейти в новое наступление.

34.Глава о шмелях, стрекозах и близкой победе.