Сказание о Йосте Берлинге

Он все время возвращался к этой главной мысли – любящая женщина так поступить не может. Как ни странно, Марианна почти наслаждалась этой сценой. Злиться ей не хотелось – она прекрасно понимала его гнев и обиду. И разрыва с ним она не особенно боялась, хотя постепенно в душу закралась тревога. Неужели она и в самом деле нанесла ему такую рану, что он к ней охладел?

– Йоста, – произнесла она примирительно. – Ты сказал, эгоистка. Объясни мне, в чем заключался мой эгоизм, когда я в бальных туфельках, еще не оправившись, помчалась в Шё за майором, чтобы спасти вас от беды? Я же знала, что там оспа.

– Любовь – это любовь. Любовь живет любовью, а не благотворительностью.

– Значит, ты хочешь, чтобы с этого момента мы стали чужими?

– Именно это я и хочу.

– Йоста Берлинг довольно переменчив.

– Да, мне уже говорили.

Неприступен и холоден, как лед, растопить его невозможно. А сказать правду – и она не теплее. Демон самоанализа тихо хихикал у нее в душе, глядя на ее попытки изобразить влюбленность.

– Йоста… – Марианна решила сделать еще одну попытку. – Поверь мне, я никогда, ни на одну секунду не хотела причинить тебе боль, хотя, наверное, со стороны это так и выглядит. Умоляю, прости меня!

– Не могу. Простить тебя я не могу.

Марианна прекрасно знала, что, если бы и в самом деле была в него влюблена, она нашла бы способ его вернуть. И она изо всех сил пыталась сыграть влюбленность, старалась не обращать внимания на сверлящие ее изнутри ледяные глаза.

– Не уходи, Йоста! Не уходи в гневе! Ты разбиваешь мое сердце! Подумай, какая я стала уродина! Никто больше меня не полюбит!

– И я не полюблю. Попробуй жить с разбитым сердцем. Другие же как-то живут.

– И я никого не смогу полюбить! Прости меня и не оставляй. Ты единственный, кто может спасти меня от себя самой.

Он оттолкнул ее и встал.

– Ты лжешь, – сказал он со спокойствием, удивившим его самого. – Я не знаю, зачем я тебе нужен, но вижу совершенно ясно: ты лжешь. Зачем я тебе? Ты так богата… в женихах недостатка не будет.

С этими словами он повернулся и ушел.

И только когда за ним закрылась дверь, ни секундой раньше, пришло к ней ощущение огромной потери.

Любовь, плод ее души, выбралась из темного угла, куда загнал ее демон с ледяными глазами, демон самоанализа. Она вернулась. Любовь, о которой так мечтала Марианна, в честь которой слагала гимны, вернулась, но было уже поздно. Вернулась, всемогущая и печальная, любовь-дитя, любовь-королева, а ее верные приближенные, тоска и боль утраты, молча несли шлейф королевской мантии.

И в тот момент, когда Марианна осознала, что Йоста Берлинг оставил ее навсегда, ее пронзила такая боль, что она чуть не потеряла сознание. Прижала руки к сердцу, стараясь унять страшную тоску невосполнимой утраты, и просидела так несколько часов. Без слез, без причитаний, потому что никакие слезы в мире не могли не то что заглушить, но даже облегчить эту боль.

Зачем отец разлучил их? В тот момент любовь еще была жива в ее душе, но болезнь и слабость помешали ей осознать ее величие и непрощающую мощь.

О, Боже, почему Ты не позволил мне очнуться раньше? Я потеряла его. Я потеряла его навсегда.

Только сейчас она поняла, что он был единственным. Единственным и незаменимым повелителем ее заблудшей, раздвоенной души. От него она стерпела бы все. Злые и несправедливые слова, все что угодно – она любила бы его еще сильнее, еще преданнее. Если бы он ударил ее, она целовала бы его руку.

Марианна схватила перо и начала лихорадочно писать. Сначала попыталась передать свою любовь и тоску, потом умоляла – если не о любви, то хотя бы о милосердии.

Получалось нечто вроде стихов.

Она писала и писала – в странной надежде, что сможет унять терзавшую ее боль.

Когда она закончила, ей показалось, что если Йоста прочитает все это, то обязательно поверит в ее любовь. Надо послать ему. Завтра же. Не может быть, чтобы после этого страстного признания он не вернулся.

Но на следующий день ее вновь одолели сомнения. Перечитала послание, и оно показалось ей жалким и глупым. Ритм то такой, то сякой, местами вообще исчезает, а рифма то появляется, то ее и с огнем не сыщешь. Да Йоста только посмеется над такими стихами.

И опять, в который раз, проснулась гордость. Если он ее не любит, а он сказал, что не любит, тогда к чему это унижение? Выпрашивать любовь – что может быть позорнее?

Опять начала подавать голос житейская мудрость с ледяными глазами – ты должна быть рада, что не связалась с Йостой. Собиралась провести жизнь в нищете?

Но она так страдала, что постаралась заглушить доводы разума.

Через три дня после того, как она с пугающей ясностью осознала, что любит Йосту Берлинга так, как никого и никогда не сможет полюбить, она запечатала стихи в конверт и крупно написала его имя.

Но так и не отправила. Пока нашла подходящего посыльного, наслушалась о Йосте Берлинге столько, что поняла: слишком поздно.

Но я должна сразу сказать, что это неотправленное письмо стало для Марианны трагедией, отравившей всю ее жизнь. Потому что остался без ответа вопрос: а может быть, ей все же удалось бы вернуть Йосту?