Лара очнулась от того, что её ударили по лицу.
– Я же велел применять заклятие для усыпления! – бушевал голос канцлера. – Не смей причинять моим людям боль!
– Тогда перестаньте причинять её мне, – зашипела Лара в ответ, тяжело садясь на постели.
Три ярких огонька свечей жалили ей веки не хуже ос.
– Повторяй, идиотка: ур-рэв-во-дор-куц-та-ин. Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин!
– Уберите свет! – Глаза жгло от боли, поэтому Лара закрыла лицо руками.
Слух царапнул мужской голос, который прежде она слышала за дверью:
– Ваша милость, может, на дыбу ослицу эту?
Лару охватил ужас, но, вопреки собственным ожиданиям, с её губ сорвался хриплый рык:
– Оставьте меня в покое, твари!
«Ши-ги-шин…» – шевельнулось внутри, и Лара заставила себя оторвать от лица одну руку, чтобы хоть одним воспалённым глазом взглянуть на своих мучителей. Так она узнала, что желающий её пытать охранник – беловолосый верзила Хансен.
– Вот же сука! – гаркнул он, шлёпнув Лару по вытянутой руке.
– Свяжи её, – устало сказал Йорг Хольдт.
Руки заломили и завели за спину. К тому времени, как охранник связал Ларе запястья, глаза уже привыкли к свету, и она увидела, что противный канцлер отошёл к изножью кровати, держа канделябр. На стене за его спиной расползалась огромная тень.
– Пересади её в кресло, – сказал он, ставя канделябр на столик.
Охранник взял Лару за плечи и усадил в кресло возле кровати.
– Это ещё зачем? – испугалась она.
Заведённые назад руки мешали откинуться на спинку.
Канцлер тем временем снял с шеи цепочку с золотыми часами – раньше Лара видела подобные вещицы лишь издалека.
Часы качнулись перед её лицом, и сталеглазый медленно спросил:
– Видишь эти часы?
– Да, – насторожилась Лара.
– Ты меня слышишь?
– Да.
– Дыши, – плавно говорил он. – Глубоко вдохни и выдохни. Сосредоточься на дыхании…
Сама не зная почему, Лара задышала, как просили.
– Ты не можешь отвести взгляда от этих часов…
Её глаза неотрывно следили за блестящей круглой вещицей и больше ничего не видели. Всё остальное пожирала тень.
– Твои веки делаются тяжелее… Ты погружаешься в спокойный безмятежный сон…
Внимание, которое сузилось до раскачивающихся часов, настолько ослабло, что она прикрыла глаза.
– Все мысли и чувства пролетают сквозь тебя, как облака. Ты ни на чём не задерживаешься. Всё далеко… Ты засыпаешь… Спишь…
Лара и правда уснула. Но в её сне остался тихий умиротворяющий голос, который словно звучал через мягкую стену:
– Подними ногу.
Она увидела, как поднялась её нога в ботфорте. Лара будто наблюдала за собой со стороны, не ощущая тела.
– Опусти.
Нога упала на пол.
– Теперь, когда тебе будет грозить опасность, ты произнесёшь заклинание: «Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин». Повтори.
– Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин, – с неожиданной лёгкостью повторили её язык и губы.
– Молодец. Просыпайся.
Мягкая стена растаяла, в уши Лары снова потекли другие звуки – ропот первых птиц за окном, чужое дыхание… Вместе со слухом к ней возвращалась телесность.
– Вы меня… загипнотизировали? – хрипло спросила Лара. О гипнозе она однажды читала в популярном романе.
Размытая фигура канцлера обрела чёткость, когда она услышала его мелодичный голос:
– Как бы абсурдно это ни звучало, мне пришлось тебя усыпить, чтобы научить заклятию усыпления. – Унижающий вздох. – В жизни не встречал такой дуры… Уходим.
– Разве мы не будем её пытать? – сказал второй, совсем не мелодичный голос.
– Не вздумай! Уходим.
Лару повалили на кровать лицом в подушку, зато хотя бы развязали затёкшие руки. Прежде чем она смогла подняться, мужчины ушли и заперли дверь.
Некоторое время Лара сидела на постели в прострации. Пробуждающийся мозг напомнил о девяти убийцах, и по телу пробежала нервная дрожь.
«Они не пытались меня убить… Они измеряют мою силу! Я как подопытная зверушка! – Она оглядела комнату – ночную тьму развеивал рассвет. – Значит, я лежала в обмороке около семи часов».
Подойдя к окну, Лара чуть не застонала от разочарования. Окна выходили во внутренний дворик особняка. Даже если она разобьёт окно и будет вопить что есть мочи, её никто не услышит! Никто, кроме канцлера и его холуёв.
– Что делать? – терзалась она. – Ждать, пока кто-нибудь покажется в окне напротив, и обратить в животное? А толку? Да и далеко…
Панель внизу двери опять сдвинулась. В образовавшемся окошке появилась мужская рука, которая поставила на пол небольшой круглый поднос. Лара кинулась к двери, но панель уже захлопнулась, а с её стороны она никак не сдвигалась.
Перед ней стоял завтрак – хлеб с ветчиной, масло и сыр. Рядом дымилась чашка свежезаваренного кофе.
Когда часы городской ратуши пробили полдень, Лара тихонько опустилась на пол у двери. Ждать пришлось не меньше часа. Едва панель отодвинулась и в окошко пролезла рука с подносом, Лара перехватила эту руку за запястье. Её обед со звоном опрокинулся на пол.
– Открой дверь и не смей мне препятствовать, иначе я обращу тебя в животное! – пригрозила она, глядя, как по ковру растекается кофе.
– Вот же ослица, – проворчали с той стороны.
«Белобрысый охранник!»
Не теряя времени, Лара направила свободную ладонь на руку сопротивляющегося мужчины:
– Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх!