Скажи мне нет, скажи мне да…

Смыкаются веки. Под нимини света, ни сумрака нет,а только беззвучное имя         или невидимый след.То медленный, дремлющий ангелблуждает в предутреннем сне.Спокойную поступь сомнамбул         пошли, далекий, и мне.Январь 1984

«Всё гуще скупость мебели, обоев…»

Всё гуще скупость мебели, обоев,

всё жальче им наследства светового.Ночной повернутые стороною,они тверды для семени глазного.Различий всходы увядают, сохнут.Ночную пустошь караулит зренье.По стенам бледные блуждают окна,в душе, в глаза не глядя, бродят тени.Качаясь, челюсть имена бормочет.Не откликаются жильцы сознанья,не знающего: сторож! сколько ночи?Но ночь еще, еще для утра рано.

Взгляд отводя, они свой свет скрывают.Такая ночь длинней, чем сумрак комнат.Но недоступный свет не покидаетдалеких лиц, склоненных в сердце темном.Май 1984

«Склоненный к ограде стеклянной…»

А.

Склоненный к ограде стекляннойне знает: остатки ли зданий,кусты, пустота ли глазамего не видны. Из тумана

сгущаются клинья сияньяи тянутся к фонарям.Незримые вещи покорнытому, кто тоскует по ним,тумана оконного граньюв кресте переплета храним.Их облика скрытые корнитуда протянулись, где ранораздавшийся стон заглушён,к зарытому в воздух покою,который и им всё родней.

Но тает тайник и с собоютот клад, что в нем был заключен,уносит за ряд огней.Найти бы, сиянию вторя,источник и счастья и горя.Но жизнью всегда загражденвзгляд встречный, страданье чужое —прозрачною, прочной, своей.Ноябрь 1984

«Темнеет. На полу под елкой…»

А.