Скажи мне все

Я пристроилась рядом с Руби, так близко, что слышала ее тихое посапывание. Я не знала, что мне делать: терпеть не могла, когда меня фотографировали. Позирование всегда казалось мне ужасно неловким занятием. Я вспомнила снимок в одном из самых старых родительских альбомов: мама и папа в колледже, она наклоняется к нему, притворяясь, будто целует. Я подвинулась и точно так же наклонилась к Руби, мои губы замерли в нескольких дюймах от ее щеки.

Макс нажал кнопку, и аппарат сразу же начал печатать фотографию. Этот громкий механический звук заставил Руби зашевелиться.

– Вот, смотри, – шепнул Макс, протягивая мне «Поляроид». Я наблюдала, как на поверхности карточки проявляются цвета, постепенно обрисовывая наши лица. Я смотрела на снимок. Забавный момент в жизни лучших подруг. Но на фото, конечно же, была не я, а та, кем я притворялась.

– Фу, – сонным голосом произнесла Руби, стирая слюну с подбородка. – Я что, пускала слюни? И вы допустили это?

Мы засмеялись.

– Не беспокойся, это было мило, – сказал Макс.

Я заметила, что, когда их взгляды встретились, Руби покраснела. Но я оставалась вовне, не ведая, что они сказали друг другу этими взглядами.

Руби выпрямилась и отвела глаза, притворяясь, будто ничего не было.

– Ой, – произнесла она, поправляя свою шапку, – мне снился жуткий сон, будто я забыла сдать свою работу. Кто-нибудь знает, какое сегодня число?

Я проверила дату на своем телефоне и ответила:

– Двадцать девятое января.

– Фух, – выдохнула она, голос у нее был все еще сонный. – Целая неделя до сдачи.

29 января. В тот момент это была просто дата, без всякого смысла. Но через три года ей предстояло стать смертельной датой. Годовщина до годовщины.

* * *

Я по-прежнему не нашла себе пару в Хоторне. Конечно, на танцах меня кто-нибудь время от времени тискал, а один парень из нашей группы по этике как-то попытался поцеловать меня взасос на вечеринке. Однако я никому не отвечала взаимностью. Люди начали замечать это и посматривать на меня настороженно, словно на диковинную зверушку. Я знала: они гадают, что со мной не так, почему я не хочу принимать во всем этом участие. Я была слишком привлекательна, чтобы не желать секса. Разве могут такие лицо и тело, как у меня, пропадать зря? Я знала, что именно об этом все они думают.

Основную часть времени мы с Руби и Максом проводили в «Гринхаусе». Целая стена здания была сделана из стекла; этот атриум тянулся в высоту на три этажа, позволяя нам грезить у окна и смотреть на покрытое льдом озеро. После праздников намело пять футов снега, и наши ноги проваливались выше колена, когда мы пробирались к берегу озера, чтобы посмотреть на Прыжок.

«Когда-нибудь это будем мы», – сказала Руби с мечтательным выражением лица. Я знала: она хотела, чтобы я тоже испытала восторг и волнение, поэтому улыбнулась ей, пока она стискивала мою ладонь.

Тихие учебные недели перемежались выходными, наполненными выпивкой и бодрствованием допоздна. Я обнаружила, что все меньше и меньше беспокоюсь о том, чтобы вообще посещать вечеринки. Я предпочитала уединенность своей комнаты. Для меня была непривычной эта холодная темная зима, что я и сделала предлогом для того, чтобы как можно чаще прятаться в своей берлоге – и чтобы никто при этом не задавал мне вопросов. Почему-то это заставило моих друзей еще сильнее полюбить меня. Они просили меня остаться с ними, поиграть в «пив-понг» до раннего утра, выпить пива или чего-нибудь покрепче. Я чаще отказывалась, чем соглашалась, осознавая, что это еще больше привлекает их. Почему-то от того, что я редко принимала участие в их ночных забавах, меня стали считать еще более клёвой.

Как-то февральским вечером я делала домашнее задание в постели, когда в комнату ворвалась Руби, захлопнув за собой дверь. Уселась рядом со мной, закинув одну ногу на кровать и вытянув вторую.

– Суббота же, – сказала она твердо и решительно и потянула меня за запястье. – Пойдем со мной, не вынуждай меня идти одну. С тобой веселее, чем с остальными, а без тебя всегда скучно. И ты всегда смеешься над моими дурацкими комментариями.

Я лежала на кровати с раскрытым ноутбуком на животе. За окном снова шел снег, и меньше всего на свете мне хотелось вылезать из своего кокона и одеваться, потом выходить наружу, на мороз, и тащиться на вечеринку.

– Там будет весело, честное слово, – убеждала меня Руби. – Там будет Джемма. И Макс.

Прошлая вечеринка, на которую я ходила с Руби, определенно не была веселой. Мы вшестером ушли раньше и направились в «Гриль» за сырными палочками и картошкой фри. По пути туда Халед все время толкал Руби и меня в высокие сугробы, окаймлявшие дорожку. Мы весело визжали, когда он сбивал нас с ног, отправляя в пухлые груды рассыпчатого снега. Должна признать, что в ту ночь я действительно забавлялась, но причиной этому была отнюдь не вечеринка. Я не любила вечеринки. К счастью, моя дежурная фраза – «я из Техаса, и тут для меня слишком холодно» – неплохо действовала на моих друзей.

Я слышала, как Джон и Халед смеются в коридоре. Вероятно, они уже были пьяны.