Сказка

— Кто ты? — спросил он без страха, потому что я был далеко и стоял на фоне неба. Моё оружие он пока не видел.

— Что ты делаешь?

— Я поймал этого чертяку. Он был быстр, но старый Питеркин быстрее. Хочу выяснить, чувствует ли он боль. Ох как хочу.

Он снова кольнул сверчка, в этот раз между двумя чешуйками его панциря. Красный сверчок истекал кровью и барахтался. Я начал спускать тележку вниз по склону. Радар снова залаяла. Она всё ещё стояла, положив лапы на передний бортик тележки.

— Обуздай свою собаку, сынок. На твоём месте я бы так и сделал. Если она приблизится ко мне, я перережу ей горло.

Я опустил ручки и впервые достал из кобуры 45-ый мистера Боудича.

— Ты не порежешь ни её, ни меня. Перестань. Отпусти его.

Карлик — Питеркин — рассматривал револьвер скорее с недоумением, чем со страхом.

— Чего бы вдруг ты такое говоришь? Я просто хочу немного повеселиться в мире, где почти не осталось веселья.

— Ты пытаешь его.

Питеркин казался изумлённым.

— Пытаю, говоришь? Пытаю? О, ну ты и идиот, это же проклятый жукан. Пытка не относится к жукану! И вообще какое тебе дело?

Мне было дело, потому что смотреть, как он держит насекомое за ноги, за единственное средство побега, пока тычет его ножом, было отвратительно и жестоко.

— Я не стану повторять.

Он засмеялся и его смех тоже немного походил на Полли с его «ха-ха».

— Застрелишь меня из-за жукана? Я не думаю…

Я прицелился выше и левее и нажал на спусковой крючок. Выстрел был намного громче, чем в сарае мистера Боудича. Радар залаяла. Карлик дёрнулся от неожиданности и выпустил сверчка. Тот упрыгал в траву, но как-то кособоко. Проклятый коротышка искалечил его. Всего лишь жукан, но это не значило, что Питеркин мог так поступать. Да и много ли тут было красных сверчков? Я видел только этого. Должно быть, они такая же редкость, как олени-альбиносы.

Карлик встал и отряхнул свои ярко-зелёные бриджи. Он откинул назад растрёпанные седые патлы, как пианист, готовящийся к своему генеральному концерту. Несмотря на свинцовый цвет кожи, он выглядел вполне бодрым. И хотя он никогда не выступал в «Американ Айдол», его голос звучал живее, чем у большинства людей, которых я встретил за последние сутки, а лицо было настоящим, с различимыми чертами. Если не считать того, что он карлик («Никогда не называй их гномами», как-то раз сказал мне отец) и дерьмового цвета лица, которому не помешала бы доза «Отецлы», он казался вполне нормальным.

— А ты я вижу нервный малый, — сказал он, глядя на меня с отвращением, и, может быть (на что я надеялся), с лёгким намёком на страх. — Так что я, пожалуй, пойду своей дорогой, а ты поди своей.

— Звучит отлично, но я хочу спросить тебя кое о чём, прежде чем мы расстанемся. Почему у тебя более-менее нормальное лицо, а у многих других становится всё уродливей?

Не то чтобы карлик сам был парнем с картинки, и вопрос этот звучал грубо, но если вы не можете нагрубить тому, кто ловит и пытает гигантских сверчков, кому тогда можете?

— Может быть, потому, что боги, если ты в них веришь, уже сыграли со мной шутку. Откуда такому большому парню знать, каково это быть маленьким, как я, в котором нет даже пары дюжин ладоней от головы до пят? — В его голосе появились жалобные нотки, тон человека, у которого — на языке АА — на заднице отпечаталось кольцо от сидения на горшке жалости.

Я потёр кончиками большого и указательного пальцев.

— Видишь? Это самая маленькая скрипка в мире и она играет «Сердце, которое качает пурпурную мочу для тебя». — И «моча» было произнесено идеально, заметил я.

Он нахмурился.

— А?

— Не бери в голову. Это маленькая шутка. Чтобы повеселить тебя.

— Пойду-ка я, если ты не возражаешь.

— Иди, но мы с собакой будем чувствовать себя лучше, если перед уходом ты уберёшь свой нож.

— Думаешь, что если ты один из цельных, ты лучше меня, — сказал коротышка. — Увидишь, что они делают с такими, как ты, когда поймают тебя.

— Кто поймает?

— Ночные стражи.

— Кто они и что они делают с такими, как я?

Он усмехнулся.

— Не бери в голову. Я просто надеюсь, что ты сможешь дать им отпор, хотя сомневаюсь. С одной стороны, ты кажешься сильным, но думаю, ты мягкий внутри. Так бывает, когда людям не приходится бороться. Вы не часто пропускали завтраки, да, сэр?

— Вы всё ещё держите нож, мистер Питеркин. Убери, или я заставлю тебя бросить его.

Карлик засунул нож за пояс — я надеялся, что он при этом порежется, и чем сильнее, тем лучше. Это была злая мысль. Затем у меня возникла ещё более злая: допустим, я схвачу руку, которая держала сверчка за ноги, и сломаю её, как поступил с Полли? В качестве наглядного урока: вот, на что это похоже. Я мог бы сказать вам, что думал так не всерьез, но это неправда. Так и вертелось в голове, как карлик применяет удушающий захват на Радар, а другой рукой использует свой кинжал: тык, тык, тык. У него бы ничего не вышло, будь она в рассвете сил, но её время давно прошло.