— Ты знаешь историю о мышке, которая вытащила колючку из лапы льва?
— Нет.
— Я расскажу тебе когда-нибудь. Когда мы выберемся отсюда.
На следующий день не было ни игр, ни банкета. Однако был завтрак, и поскольку Перси пришёл один, я смог передать ему записку на другой половинке клочка, что он дал мне. Там было всего пять слов:
Пошла молва:
Я надеялся, что если какие-нибудь ночные стражи придут проверить нас — днём это маловероятно, но так могло случиться — они не почувствуют новой силы и настороженности в своих пленённых гладиаторах. Я не думал, что так случится; большинство из стражей, как мне казалось, были довольно туповатыми. Но Аарон таким не был, как и Верховный Лорд.
В любом случае, жребий был брошен — конечно, при условии, что сверчок Джимини[48]
доставит мою записку Клаудии. Когда начнётся второй раунд, последние наследники Галлиенов могли появиться у ворот одержимого города с отрядом серых людей. Если бы мы сумели выбраться отсюда и присоедиться к ним, у нас был бы шанс на свободу, может быть, даже на свержение существа, которое захватило власть и наслало проклятье на когда-то благодатные земли Эмписа.Я был согласен на свободу. Я не хотел умирать в этой сырой камере или на поле боя в усладу Элдена и его подхалимов, и не хотел, чтобы умер кто-то ещё из моих товарищей по заключению. Нас осталось только пятнадцать. Галли умер в вечер банкета — насколько я знаю, пока банкет ещё продолжался. Двое серых мужчин унесли его на следующее утро после завтрака под присмотром ночного стража, которого звали Леммил, или Ламмел, или, может быть, Лемуэль. Для меня не было никакой разницы. Я хотел его убить.
Я хотел убить их всех.
— Если есть способ расправиться с ночными стражами, тебе стоит побыстрее узнать его, принсик, — сказал Эммит после того, как унесли Галли. — Я не скажу на счёт Летучего Убийцы, но эта сука, которая с ним, Петра, не захочет долго ждать следующего убийства. Она тащится от этого.
На ужин, после банкета предыдущего дня, были куски полусырой свинины. От одного взгляда на мой у меня в желудке всё перевернулось, и я чуть не выкинул кусок в отхожую дыру. Хорошо, что не выкинул, потому что внутри попалась очередная записка от Перси, написанная тем же грамотным почерком:
Могло быть и лучше, но пришлось довольствоваться этим, к тому же сведения пригодились бы только в случае попадания в комнату чиновников. Мы могли бы справиться с гибкими палками, но только если бы как-то вырубили высокое напряжение, окружавшее наших пленителей. Допустим, нам это удалось.
Могли мы убить их, когда они и так уже мертвы?
Я с ужасом ждал завтрака на следующий день, зная, если Перси принесёт сосиски, второй раунд начнётся до того, как я придумаю, что делать с голубыми парнями. Но на завтрак были большие лепёшки, покрытые каким-то ягодным сиропом. Я поймал свою, съел, затем воспользовался кружкой с дыркой на дне, чтобы смыть сироп с рук. Йота смотрел на меня через решётку своей камеры и облизывал пальцы, дожидаясь, пока уйдёт Перси.
Когда тот ушёл, Йота сказал: «У нас ещё один день для тех, кому нужно зализать раны, но если это не случится завтра, то, вероятно, послезавтра. Не позже, чем через три дня».
Он был прав, и они все рассчитывали на меня. С их стороны было абсурдно всё ставить на веру в старшеклассника, но им был нужен чудотворец, и они избрали меня.
В голове я услышал голос тренера Харкнесса:
Поскольку у меня не было лучшей идеи, и я чувствовал себя пустым местом, этим я и занялся. Руки широко расставлены. Медленно опускаюсь, касаясь подбородком каменного пола, затем медленно поднимаюсь.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Стукс, свешиваясь через решётку и глядя на меня.
— Это успокаивает.
После того, как вы преодолеете первоначальную скованность (и предсказуемый протест тела против нагрузки), всегда приходит успокоение. Пока я опускался и поднимался, я вспоминал сон: Лия держит на коленях фиолетовый фен моей матери. Вера, что решение моей проблемы —