Но также я был ребёнком, который подкладывал петарды в почтовые ящики, взрывая важную для кого-то почту. Я был ребёнком, размазавшим собачье дерьмо по ветровому стеклу машины мистера Дауди, и налившим клея в замок зажигания старого фургона «Форд» мистера Кендрика, когда мы с Берти обнаружили его незапертым. Я опрокидывал надгробия. Воровал в магазине. Во всех этих начинаниях меня поддерживал Берти Бёрд, и это он сообщил о заложенной бомбе, в чём я не стал ему мешать. Были и другие вещи, о которых я не собираюсь вам рассказывать, потому что мне слишком стыдно. Скажу лишь, что мы так сильно напугали нескольких маленьких детей, что они разрыдались и описались.
Не очень хорошо, да?
И я был зол на этого коротышку в грязных вельветовых штанах и теплой куртке «Найк», и на его слипшиеся сальные волосы, спадающие на узкое, как у хорька, лицо. Я был зол (конечно), потому что он собирался убить меня, получив золото, — он уже убивал раньше, так почему бы нет? Я был зол, потому что, если бы он убил меня, копы — вероятно, во главе с детективом Глисоном и его бесстрашными помощниками, офицерами Уитмарком и Купером, — в ходе расследования вошли бы в сарай и нашли то, по сравнению с чем убийство Чарльза Рида выглядело бы пустяком. Но больше всего я был зол — вы можете не верить, но клянусь, это правда — потому что вторжение коротышки всё сильно усложнило. Стоило ли мне заявить на него в полицию? Это приведёт к обнаружению золота и вызовет миллиард вопросов. Даже если я соберу все гранулы до одной и уберу обратно в сейф, мистер Ха-ха всё им расскажет. Может быть, чтобы добиться расположения окружного прокурора, а, может быть, просто назло.
Решение моей проблемы было очевидным. Мёртвый — он не сможет никому ничего рассказать. При условии, что слух миссис Ричлэнд не такой же острый, как зрение (те два выстрела были не слишком громкими) и полиция уже не в пути. У меня даже было место, куда спрятать тело.
Не так ли?
Хотя он всё ещё держал руку перед лицом, я мог видеть его глаза сквозь растопыренные пальцы. Голубые, с красными прожилками, и начинающие изливаться слезами. Он знал, о чём я думаю, он мог видеть это на
— Нет. Прошу. Отпусти меня. Или вызови полицию, если хочешь. Только не у-у-убивай меня!
— Разве ты сам не собирался убить меня?
— Нет! Клянусь Богом и могилой моей матери,
— Как тебя зовут?
— Дерек! Дерек Шепард!
Я ударил его пистолетом по лицу. Не скажу, что не хотел так поступать, или не представлял себе последствия, ведь это было бы ложью. Всё я представлял, и мне было приятно. Из его носа хлынула кровь, и струйка потекла из уголка рта.
— Ты думаешь я не смотрел «Анатомию страсти», козёл? Как тебя зовут?
— Джастин Таунс.
Я снова ударил его. Он попытался отстраниться, но это не помогло. Я, может, не самый быстрый бегун, но с рефлексами у меня полный порядок. Я был уверен, что сломал ему нос. Он вскрикнул… но почти беззвучно.
— Наверное думаешь, что я не знаю Джастина Таунса Эрли. У меня даже есть один его альбом. Даю тебе ещё один шанс, гандон. Затем всажу пулю в твою башку.
— Полли, — сказал он. Его нос распух — вся правая сторона лица распухла — и голос звучал, как у простуженного. — Крис Полли.
— Давай сюда свой бумажник.
— У меня нет…
Он увидел, как я подался назад и снова загородил лицо здоровой рукой. У меня были планы на эту руку, которые, скорее всего, ещё сильнее понизят меня в ваших глазах, но вы учтите, я был в затруднительном положении. А ещё я снова подумал о Румпельштильцхене. Может быть, этот ублюдок упрётся ногой в землю и разорвёт себя надвое, а, может быть, я бы заставил его убежать. Как Пряничного человечка, ха-ха.
— Ладно, ладно!
Он встал и полез в задний карман своих брюк, которые были не просто засаленными, а измазаны в грязи. У тёплой куртки был надорван рукав и изношены манжеты. Где бы ни жил этот человек, вряд ли он обитал в «Хилтоне». Бумажник был помят и потрёпан. Я широко раскрыл его и увидел единственную десятку и водительские права на имя Кристофера Полли. На фотографии он был моложе и с неповреждённым, понятное дело, лицом. Я закрыл бумажник и сунул в свой задний карман к своему.
— Похоже, твои права истекли в 2008 году. Тебе нужно сделать новые. Конечно, если ты проживёшь так долго.
— Я не могу… — Его рот резко закрылся.
— Ты не можешь сделать новые? Лишился прав? ВНВ?[26]
Тюрьма? Ты был в тюрьме? Вот, почему тебе понадобилось столько времени, чтобы ограбить и убить мистера Хайнриха? Потому что ты был в Стэйтвилле?— Не там.
— Где?
Он молчал, и я решил, что мне всё равно. Как сказал бы мистер Боудич: какая, на хрен, разница.
— Как ты узнал о золоте?
— Я видел кое-что в магазине фрица. До того, как внёс свой вклад на благо округа. — Я мог бы спросить, как он узнал, чьё это золото, и как он подставил бедняку Дуайера, но был почти уверен, что знаю ответы на оба этих вопроса. — Отпусти меня, я никогда больше не побеспокою тебя.