Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

Матушка всегда говорила, что объятия целебны и что коли хочешь растопить боль, будто снег, надо пролить на нее тепло родных рук. «Вот ты был злой, а теперь добрый», — улыбалась она им, отпуская от себя. И правда, кто-нибудь из малышей, кто только что плакал и кричал, после ее объятий улыбался, стирая с щек злые слезы.

Он обнимет Злату, и она выпустит все то, что заперла в себе, освободится, и это больше не будет томиться в ней, изнывая от боли. А она перестанет разрушать себя своими поступками. Во всяком случае, она сможет взглянуть на них трезво, и пусть тогда и решает, как жить дальше.

Главное, чтобы он не ошибся и ей не стало еще хуже.

Яков бежал уже третий круг, когда заметил, как Клим остановился на песке у турников. Он вскинул руку, будто хотел создать пульсар, но ничего не произошло. Еще раз — и снова ничего. Яков решил, что брат отрабатывает какой-то пас. Пока он бежал до него, Клим успел вскинуть руку еще пару раз. В былые времена Яше нравилось смотреть на мерцание пульсаров, и сейчас он пожалел, что брат не хочет действительно создать хотя бы один. Он добежал до него и подпрыгнул, ухватился за перекладину на турнике и подтянулся. Еще и еще раз. Тело послушно выполняло требуемое, и ощущать собственную физическую силу было приятно. В родном мире отец заставлял их с Климом упражняться, говорил, что нужно иметь силу, чтобы защитить себя и родных, и что для здоровья это полезно. А ведь и правда, с тех пор, как он начал ходить сюда по утрам с братом, спина практически о себе не напоминала, хотя Яков и не исключал, что это заслуга Кощеевой мази.

Клим потряс рукой, словно та устала отчего-то, потом прислонился спиной к трубе и внимательно посмотрел на него.

— Что-то в тебе изменилось, — заметил брат. — Никак не могу понять — что. Ходить ты иначе стал, что ли?

Яков замер, потом спрыгнул на песок. Клим продолжал пытливо смотреть на него, и стало не по себе. Неужели правда что-то изменилось внешне, и оно заметно? А если Клим догадается? Да нет, быть не может…

— Тебе кажется.

Врать брату было противно. Еще одно темное пятно на всей этой истории. В отношениях, которые нужно скрывать, всегда есть какой-то изъян. Или в тебе он есть, коли ты боишься открыто выйти к людям. «Я ни с кем не встречаюсь», — сказала Злата. Но почему? Уж не потому ли, что не готова показаться со своим избранником другим на глаза? И разозлилась она вовсе не на предложение встречаться. Нет, ее ужаснуло его предположение о том, что она могла бы влюбиться в него. Злату пугала любовь... Или что-то другое в ней? «Чтобы таскалась за тобой как кошка...» Но разве ж это про любовь?

— А ничего мне не кажется, — уверенно заявил Клим. — Посмотри на себя! Все молчишь, думаешь о чем-то, со мной не говоришь, про дом не вспоминаешь… Не то что первые две седмицы. Эй… Да ты нашел тут кого себе, что ли?

Наверное, что-то в выражении лица Якова выдало его, потому что Клим рассмеялся и со всей дури хлопнул его по плечу.

— Вот это ты молодец! Вот это учудил! Не ожидал! Считай, что прощен! А чего не рассказываешь-то? Кто такая? Из наших или отсюда кто? Ну, чего смотришь? Мне-то можно сказать.

Соврать. Нужно было снова соврать. Но Яков не смог ничего придумать. Он был слишком измучен событиями вчерашнего дня и бессонной ночью, чувством вины за все, что произошло, необходимостью принять очень важное решение и воплотить его в жизнь, слишком сосредоточен на Злате, чтобы выдумывать еще что-то для Клима.

— А давай угадаю, — продолжил Клим. — Это кто-то из общежития? Так я всех уже знаю. Кто у нас там? Аглая? Ну, эта для тебя старовата. Забава. Она-да? Больше же нет никого. Точно она! Ты с ней поосторожнее, она, говорят, одним взглядом проклясть может. А вообще, конечно, девка красивая, понимаю, только она тут с отцом, ну да ты знаешь это ведь, да? Ой, а на тебе волос. Да вон, на футболке. Давай сниму. Чей это?

Яков попытался отстраниться, но было поздно. Клим стоял близко и успел протянуть руку и снять волос с его плеча. Задумчиво осмотрел его, и улыбка стекла с его губ. Медный волос переливался на солнце, завиваясь в кольца, и даже так умудрялся выглядеть столь же строптивым, как и его хозяйка. А не опознать по нему его хозяйку было невозможно. И Яков проклял свое утреннее решение надеть на тренировку ту же футболку, в которой был вчера.

— Это же… — начал было брат, но замолчал, будто не смог продолжить. Потом снова набрал в грудь воздух. — Ты что… ты с ней что ли?..

— Клим…

— Ты сошелся со Златой?

Яков промолчал. Он не мог соврать. И не мог сказать правду. Но по его молчанию Клим и сам все понял.

— И давно? — сухо поинтересовался он. — Сколько, Яш? И все это время, что я хожу и рассказываю тебе, что она мне нравится, ты за моей спиной с ней на встречи бегаешь?

— Мы не бегали на встречи, — возразил Яша, желая исправить ситуацию, но этим сделал только хуже.

— А чем же вы тогда занимаетесь? — зло фыркнул Клим, и тут Яков сделал то, что делать было нельзя совсем, но над чем он так и не стал властен. Покраснел.