Сказка четвертая. Про детей Кощеевых

Клим ошарашено уставился на него. А потом порывисто, словно брезгуя, отбросил от себя рыжий волос. В голубых глазах брата блеснул холодный стальной отблеск. Яков сглотнул, предвидя неминуемую бурю. Клим редко мог вовремя остановиться...

— Наш чистенький Яша, — процедил Клим сквозь сжатые зубы. Лицо его сморщилось в гримасе то ли гнева, то ли презрения. — И все это время ты с ней… Ты ее… А я тут распинаюсь… Глаза б мои вас больше не видели. Ее… Гадость… Царевна тоже мне выискалась… Объедки за тобой подбирать…

Объедки. Слово хлестнуло по и без того расшатанным нервам, аж дыхание перехватило.

И Яков ударил. Он не собирался этого делать, но в этот момент в него словно бес вселился, и ярость затмила рассудок. Клим мог говорить плохо о нем, но он не смел говорить такое о Злате. Он ничего о ней не знал!

А Клим, который вполне мог блокировать этот удар или увернуться, почему-то не стал этого делать. Кулак прошелся по его челюсти, он отшатнулся и скривился, и Яков не стал ждать и ударил снова. Он бил и бил, пока не понял, что Клим безропотно сносит эти удары, будто бурдюк, который отец наполнил песком и повесил у них в клети, чтобы они тренировались. Это понимание охладило его злость. Яков остановился, а Клим упал на колени да так и остался.

Воцарилась тишина. «Боги!» — испуганно воззвал про себя Яков. Что на него нашло? Он избил брата… Глянул на свою руку. На костяшках алела кровь.

— Клим…

— Бей еще, — вдруг тихо попросил Клим, не поднимая глаз. Из носа и по подбородку у него текла кровь. Она капала на песок, впитывалась в него, принимая некрасивый бурый цвет.

— Клим…

— Бей…

— Я не буду!.. Прости меня... Я… Но ты…

— Трусишь? Или еще повод нужен? — Клим скривился и сплюнул на песок слюну, перемешанную с кровью, голос его сочился злой безнадегой и дышал он тяжело. — Так я тебе еще дам. Хочешь знать, кому ты обязан своим лицом? Я специально отвел тебя тогда в кузню. Думал сбежать потом, чтобы отец тебя одного нашел и решил, что ты сам со двора ушел, и отругал. Ты же не разговаривал. Он бы не узнал, что это я. А ты упал! — Яша вздрогнул, но не от слов, ему показалось, или в голосе брата и впрямь послышались слезы? — На ровном месте упал! — вдруг закричал Клим. — Двух шагов сделать не мог! Только и делай, что следи за тобой… Ты был такой хиленький! Вечно болел! Всего боялся! И все время лез ко мне! А все носились вокруг тебя! Яшутка то, Яшутка это… Отец в тебе души не чаял. И до сих пор ты его любимец! Самый лучший кусок мяса всегда был у тебя на тарелке! Почему ты?

— Это неправда, — выдохнул Яков. — Ты не виноват. И родители никогда не выделяли никого из нас.

— О да, как легко не замечать, что выделяют тебя! — горько засмеялся Клим.

— Ложь!

— Правда! Это правда! — снова закричал он. — И с тех пор, как ты сжег себе лицо, все только и ждут, что я опять сделаю что-то не так! Святой Яша и его брат-дурак!

— Нет!

— Да! Все с тобой таскаются. Дядька с тобой вон сколько времени проводит… И здесь все то же: тебе комнату с видом на парк, а мне на забор, и потолок весь в трещинах, будто сейчас на голову обвалится! А зачем мне что получше? Я же второсортный какой-то…

— Клим, прекрати! Ты не…

— Тогда почему?! — заорал Клим и поднял на него лицо. — Почему она выбрала тебя?!

Яков ужаснулся. В глазах брата плескалась такая неприкрытая боль, что стало больно самому. Когда это началось? Почему он не заметил? И желание снова ударить окончательно пропало окончательно.

— Я думаю, это из-за шрамов, — спокойно ответил он.

— Что? — непонимающе переспросил Клим.

— Мои шрамы, — повторил Яша. — Ей понравились мои шрамы. Если бы не они, то, наверное, она и не глянула бы. Но она меня не любила, не волнуйся по этому поводу. Просто так получилось. Вот и все. И мы уже не вместе. Но я не позволю тебе плохо о ней говорить. Не нужно больше так.

Клим снова сплюнул.

— Иди ты…

— Я уйду, но ты не смей, — упрямо потребовал Яков. — Про меня можешь гадости говорить, а вот про отца с матерью и про Злату — не смей. За это еще раз ударю.

— Ну так и бей! — воскликнул Клим и взглянул на него снизу вверх так, будто и правда очень хотел, что Яков снова ударил. — Бей, кому говорю! Неприятно ему, значит, правду, слушать! Так вы все на нее глаза закрываете! Все тут ждут от меня проявления силы! А кто-нибудь подумал о том, что у меня бабка человек и мать тоже?! И что я над этим не властен! О чем дед и отец думали, когда их в жены брали?! Хоть кто-нибудь из них поразмыслил, что с нашей родовой силой станется?! Ты же вообще ее лишен! Неужели тебе не обидно?

Яков замер.

— Так коли не бабушка с матерью, нас бы вообще не было, — ошеломленно выдохнул он. — Ты что говоришь?

— А и пусть бы не было,— внезапно спокойно произнес Клим, переходя с крика почти на шепот. — А кому оно надо — вот так мучиться?

— Клим…