— Тебе нужно меньше нервничать, — сказал Кощей, надеясь хоть немного её успокоить. — Опять седой волос. Давай-ка я…
Василиса в его руках дернулась и отстранилась.
— Давай не сейчас, — попросила она, отводя глаза.
— Почему? — не понял Кощей. — Это же быстро. Я…
— Кош, пожалуйста…
— Василиса, прекрати, что ты…
— Нет!
Она вырвала руку, которую он все еще держал, и отошла на несколько шагов. Повернулась к нему спиной и замерла.
— Василиса…
— Прости, — попросила она, не оборачиваясь. — Прости, Кош, я… Я просто… Это из-за Златы. Правда, давай не сейчас.
На кухне повисла тишина. Кощею показалось, что где-то наверху раздались шаги. Но он упустил этот момент, потому что сейчас происходило что-то не менее страшное, чем то, что творилось с его дочерью.
— Василиса, что происходит?
Вместо ответа Василиса опустилась на стул, уперлась локтями о стол и спрятала лицо в ладонях. Что-то внутри свело до боли.
Нет.
— Прости, — попросила она. — Прости меня, если сможешь. Я понимаю, что после того, что ты сделал для меня, у меня нет права тебе в этом отказывать, но я не хочу. Я старалась, уговаривала себя, но просто теперь, когда Злата в таком состоянии, нервы сдали — и у меня не осталось на это сил…
— Ты хочешь продолжать стареть?
— Да.
Произнесенное слово эхом отозвалось в нём.
Кощей дошел до стола и опустился на соседний стул. Что-то ноги плохо держали. В последнее время ему тоже начало казаться, что он стареет. Он знал, что это невозможно. Так что? Самый просто ответ — устал — его пугал, потому что спасения от этой болезни для него не было.
— Но почему ты ни разу не сказала?..
— А ты ни разу не спросил, — вздохнула Василиса. — Я знаю, что это жестоко по отношению к тебе, после всего, через что мы прошли, и я не знаю, что мне делать. Я не смогу так, как ты. Я не смогу их всех пережить. Я не выдержу этого. Или превращусь во что-то, что будет уже не мной. Я хочу состариться и уйти. Прости меня…
Василиса всхлипнула, все так же не отводя ладоней от лица. Кощей прикрыл глаза.
Что ж, вот и все. Кого он пытался обмануть? Он ведь всегда знал, что этим все закончится.
И все, что его ждет — одиночество. Снова.
— Я понимаю, потому что мне тоже страшно, — признался он.
Василиса подняла голову.
— Мне страшно, — повторил Кощей. — Страшно остаться одному. До вас у меня никогда не было семьи. А потом появилась ты, и Злата с Демьяном. Мне страшно от того, что рано или поздно вы все уйдете. И все эти годы однажды покажутся мне сном. Чем-то ненастоящим. Или я буду вспоминать об этом каждый день и знать, что так уже никогда не будет. И я понимаю, о чем ты говоришь, потому что сам не уверен, что справлюсь с этим.
Он сцепил ладони и потер их одна о другую, коснулся пальцами браслета на запястье. Обвел взглядом их кухню, пытаясь зацепиться за что-то, найти здесь спасательный круг, но его не было. Но Василиса вытерла слезы, поднялась со своего стула, подошла к нему и обняла. Его якорь в это буре.
— Если ты не хочешь, у меня нет права заставлять тебя, — закончил он. — Я вернул тебя к жизни не для того, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне. В круге я обещал тебе свободу. Я сдержу обещание.
Она осела вниз и, все так же обнимая, уткнулась лицом ему в колени.
— А я обещала быть тебе верной. Выходит, я свое обещание сдержать не смогу…
Они замолчали. У них было еще много времени, и они оба знали это, но отчего-то осознание неизбежности финала приводило в ужас уже сейчас.
— Давай пока попробуем просто жить, — наконец попросила Василиса. — Сейчас нужно помочь нашей дочери. А потом, когда у Златы все наладится, мы вместе решим, что делать дальше.
Кощей кивнул, наклонился и поцеловал ее в макушку. И внезапно тишину дома прорезал звук. Музыкальная нота охнула в воздухе, задрожала и растворилась. А за ней еще одна. И еще. Они падали словно первые капли дождя, по одной, неуверенно. Кто-то перебирал клавиши на пианино в гостиной, но в их семье играл только один человек. А потом ноты слились воедино и пролились мелодией.
— Она играет, — сам себе боясь поверить, шепнул Кощей.
— Она три года не играла, — так же шепотом ответила Василиса и с надеждой взглянула на него.
И они снова застыли, боясь спугнуть момент. А музыка из гостиной все лилась и лилась, заново наполняя их дом надеждой, заставляя верить, что все еще может обернуться к лучшему.
И столько в ней было чувства...
***