Сказки и истории (том 2)

— Ты отвратителен! — сказала Бабетта. — Я тебя ненавижу! — И она зарыдала. — Уходи, уходи!

— Я такого не заслужил, — сказал он и ушел, щеки его пылали, и сердце его пылало.

Бабетта бросилась на кровать и заплакала:

— Я так тебя люблю, Руди! А ты можешь обо мне так плохо думать!

И она разозлилась, страшно разозлилась, но это было для нее хорошо, иначе горе было бы очень уж глубоким, а так она сумела заснуть здоровым сном, свойственным юности.

XII

ЗЛЫЕ СИЛЫ

Руди покинул Бе и отправился домой, он стремился в горы, туда, где свежий морозный воздух, где лежит снег и властвует Ледяная дева. Далеко внизу остались лиственные деревья, похожие на картофельную ботву; сосны и кусты становились все ниже, альпийские розы росли прямо на снегу, пятна которого стлались, как полотно в белильне; голубела горечавка, Руди смял ее прикладом.

Наверху показались две косули. Глаза у него заблестели, мысли обрели новое направление, но он был еще слишком далеко, чтобы выстрелить наверняка. Он поднялся выше, туда, где меж камней росла одна жесткая трава; косули спокойно ходили по снежной равнине. Он прибавил шагу, кругом клубились облака, спускался туман, и Руди вдруг уткнулся в отвесную каменную стену. Хлынул дождь.

Он почувствовал сильную жажду, жар в голове и холод во всем теле; потянулся за фляжкой — она была пуста: торопясь в горы, он о ней не подумал. Прежде он никогда не болел, но сейчас испытывал недомогание; он устал, хотелось повалиться и заснуть, но кругом бежала вода; он попытался собраться, Порой у него начинало дрожать перед глазами, и вдруг он заметил то, чего никогда здесь прежде не видал — новенький низенький домик, прилепившийся к скале, а в дверях стояла молодая девушка; ему показалось, что это Анетта, дочка учителя, которую он однажды поцеловал на танцах, но была это вовсе не Анетта, и все же он видал ее прежде — не в Гриндельвальде ли, когда возвращался вечером из Интерлакена со стрелкового состязания?

— Как ты сюда попала? — спросил Руди.

— Я здесь живу. Пасу свое стадо!

— Твое стадо? Где же оно пасется? Здесь только снег да скалы!

— Много ты знаешь! — сказала она и засмеялась. — Здесь внизу, чуть пониже, прекрасный луг. Там и пасутся мои козы. Я уж их стерегу. Ни одна не пропадет: что мое, при мне останется.

— Ты, я вижу, храбрая, — сказал Руди.

— Ты тоже, — ответила она.

— Дай молока, если у тебя есть. Пить хочется — мочи нет!

— Есть у меня кое-что получше молока, — сказала она. — Тут вчера были путешественники с проводником и оставили полбутылки вина, ты такого не пробовал. Они за вином не вернутся, я его не пью, так что выпей.

И она принесла вино, налила в деревянную чашу и подала Руди.

— Чудесно! — сказал он. — Никогда не пивал такого обжигающего вина! — Глаза его загорелись, жизнь и бодрость вернулись, а все печали и невзгоды словно испарились, опять пробудились бодрость и силы души.

— А ты все-таки Анетта, дочка учителя! — воскликнул он. — Поцелуй меня!

— Изволь, только отдай мне колечко, которое носишь на пальце.

— Мое обручальное кольцо?

— Ну да, — сказала девушка, налила в чашу вина, поднесла к его губам, и он выпил. Радость жизни заиграла у него в крови, весь мир, казалось, принадлежал ему, и огорчаться было нечего. Все сущее создано, чтобы нам наслаждаться, чтобы нам быть счастливыми! Река жизни — это река радости. Погрузиться в нее, отдаться ей — вот блаженство! Он поглядел на молодую девушку; это была Анетта и все же не Анетта, однако же и никак не привидение, как называл он ту, кого встретил у Гриндельвальда. Эта девушка здесь, в горах, была свежа, как только выпавший снег, пышна, как альпийская роза, легка, точно козочка, и все же сотворена была из Адамова ребра; она, как и Руди, была человеком. Он обхватил ее, глянул в ее дивные, ясные глаза; это длилось одно лишь мгновение, а вот подите объясните, выразите это словами — было ли то, что он испытал, воскрешением духа или смертью, возносился ли он ввысь, или погружался все глубже и глубже в мертвенную ледяную пасть: он видел ледяные стены зеленоватого стекла, вокруг зияли бездонные пропасти и, звеня, как колокольчик, стекала чистая, как жемчуг, вода, светившаяся голубым пламенем. Ледяная дева поцеловала его, и весь он до мозга костей окоченел, он закричал от боли, рванулся, пошатнулся и упал, у него потемнело в глазах, но он раскрыл их снова. Злые силы свое сделали.

Альпийская девушка исчезла, низенький домик исчез, вода текла по нагой скале, и кругом лежал снег. Руди дрожал от холода, он промок до нитки, и пропало кольцо, обручальное кольцо, которое ему дала Бабетта. Ружье лежало рядом на снегу, он взял его, хотел выстрелить — оно дало осечку. Набрякшие облака, словно снежные валы, спускались в ущелье, там сидело Головокружение, карауля ослабевшую жертву, а в глубине ущелья грохотало, словно рушилась скала, жаждавшая раздавить и унести в бездну все, что ни попадется.

А на мельнице плакала Бабетта. Руди не являлся уже шесть дней, но ведь неправ был он, ему бы прощения попросить — ведь она же его любит всем сердцем.

XIII

НА МЕЛЬНИЦЕ