Пять длинных лестниц, достигших гнезда, отвесно свисая вдоль стены утеса, казались тростинкой. Оставалось самое страшное: надо было лезть как кошка, но Руди это умел, кот его выучил. Он не ощущал Головокружения, которое шло за ним по воздуху и тянуло к нему свои руки, подобные полипам. Теперь он сидел на самой верхней ступеньке, и тут заметил, что этого еще мало, чтобы заглянуть в гнездо, — он мог только дотянуться до него рукой; он попробовал, насколько крепко держатся толстые переплетающиеся ветви, образующие низ гнезда, и, сыскав неподвижную, подтянулся на ней над лестницей; теперь его грудь и голова оказались над гнездом, и в нос ему ударил удушающий запах падали — внутри лежали разлагающиеся ягнята, косули и птицы. Головокружение, которое не могло с ним совладать, дышало ему этими ядовитыми испарениями в лицо, надеясь его одурманить, а внизу, в черной зияющей глуби, над бегущей водой сидела Ледяная дева со своими длинными зеленобелыми волосами, обратив к нему, как два ружейных ствола, свои смертоносные глаза.
«Теперь я тебя поймаю!»
В углу орлиного гнезда он увидел большого и сильного птенца, еще не умеющего летать. Не спуская с него глаз и держась изо всех сил одной рукой, другой он набросил силок на юного орленка. Орленок был пойман живьем; ноги его опутала веревка, и Руди перекинул силок с птицей за спину, так что силок висел под ним, покамест Руди, спускаясь с помощью брошенной ему веревки, не коснулся носками верхней ступеньки лестницы.
Держись твердо! Не думай, что свалишься, и никогда не свалишься! Таково было старое правило, и Руди следовал ему: он держался твердо, лез вверх, был убежден, что не упадет, и в самом деле не падал.
И вот зазвучала песня, сильная и радостная. Руди стоял на твердыне скалы, держа орленка.
— Получайте, что хотели! — сказал Руди, когда вошел к мельнику в Бе, поставил на пол большую корзину и снял платок. Показались два желтых, подведенных черным глаза, таких сверкающих, таких диких, словно они хотели спалить и пожрать все, что видели; короткий могучий клюв раскрылся, красная шея была покрыта пухом.
— Орленок! — воскликнул мельник.
Бабетта закричала и отпрянула, но не могла отвести взор ни от Руди, ни от орленка.
— Ты себя запугать не даешь! — сказал мельник.
— А вы зато твердо держите слово, — сказал Руди, — каждому свое.
— Почему же ты не свернул себе шею? — спросил мельник.
— Крепко держался, — ответил Руди. — Я теперь всегда буду так. Я Бабетту крепко буду держать.
— Сперва надо ее получить, — сказал мельник и засмеялся.
Бабетта знала, это был хороший знак.
— Давайте достанем орленка из корзины. Страшно смотреть, как он глаза таращит. Как ты его поймал?
Руди пришлось рассказать, и глаза у мельника делались все больше.
— С твоим мужеством и везением ты и трех жен прокормишь, — сказал мельник.
— Спасибо, спасибо вам! — воскликнул Руди.
— Впрочем, Бабетта покамест еще не твоя, — сказал мельник и шутя стукнул молодого охотника по плечу.
— Знаешь, какие на мельнице новости? — сказала кошка, живущая в комнате, кошке, живущей на кухне, — Руди принес нам орленка и взамен получает Бабетту. Они целовались, не прячась от отца. Это все равно что обручение. Старик уже не брыкался и когти припрятал, после обеда лег поспать, а их оставил нежничать. Им столько надо сказать друг другу, что они и к сочельнику не кончат.
Они и в самом деле не кончили к сочельнику. Ветер кружил бурую листву, долину и горы заметало снегом. Ледяная дева сидела в своем огромном дворце, который зимой становится еще больше. На стенах утесов, где летом, низвергаясь водяной завесой, струятся горные потоки, повис ледяной покров и торчали саженные сосульки, подобные слоновьим бивням. Гирлянды фантастических ледяных кристаллов сверкали на усыпанных снегом соснах. Ледяная дева вместе с воющим ветром носилась над долиной. Снежный покров простирался до самого Бе, и Ледяная дева могла туда добраться и увидать, что Руди теперь сидит в доме куда дольше обычного, ведь сидит он там с Бабеттой. Летом собирались сыграть свадьбу, и у них звенело в ушах от дружеских толков на сей счет. На мельнице сияло солнце, там цвела прекраснейшая альпийская роза — веселая, улыбающаяся Бабетта, красивая, как весна, с наступлением которой все птицы станут петь о лете и о дне свадьбы.
— Как это они могут столько сидеть, клонясь головами друг к другу? — сказала кошка, живущая в комнате. — Довольно уже с меня их мяуканья!
Весной расцвели пышно-зеленые гирлянды ореховых и каштановых деревьев, особенно пышны они были от моста у Сен-Мориса до берегов Женевского озера, вдоль дороги, тянувшейся по Роне, выносившей свое могучее течение из-под зеленого ледника, ледяного дворца, где жила Ледяная дева, того дворца, откуда она вместе с быстрым ветром выбегает на заоблачные снежные равнины, чтобы полежать на солнышке, утопая в снеговой перине. Сидит она там, и зоркие очи ее глядят на долину, по которой, точно муравьи по озаренному солнцем камню, деловито снуют люди.