Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)

Дюжину рек пролетели, не меньше десятка дремучих лесов оставили позади. Пыталась города и села считать, но сбилась. Погода осенняя по-прежнему прохладой грозила, но против нас не шла. Пробрасывала дождичком время от времени, снегом мокрым приправляла, чтобы жизнь медом не казалась. В остальном пожаловаться нельзя — угодила осень.

Третьим днем среди полысевших лесных верхушек показался город красоты невероятной. Золотой монетой в центре дубовой рощи лег. Сверкал Кузняград крышами-луковками, цветастыми стенами выхваливался. Озерце у окраины кувшинками украшено, что зеркальце для такой красоты. Издалека просто диво как хорош город мастеровых.

Аспид мягко опустился на землю поодаль от городских стен в лесу. Посадка у крылатого змея стала получаться куда лучше, чем прежде. Больше Потап никого не давил и рытвин не оставлял — наловчился, видать.

—  Вот и прибыли, — друг тяжело дышал после полета.

—  Что-то плохо мне снова, — жаловался Баюн, нервно перебрасывая пушистый хвост из стороны в сторону.

—  Кошки к полетам не особо приспособлены, — съязвил аспид.

—  Вы идите, а я отлежусь, — попытки Баюна пройтись закончились разочарованием. — Представлю, что обратно лететь — и жить не хочется.

—  Идите, — буркнул Потап, — простой какой. Кузняград, конечно, не столица, но, думаю, и тут у Яра глаза сыскаться могут. Нельзя нам соваться туда при своих личинах. Наворожила бы чего, цаца, а?

—  Гляжу, и ты несложный, — приподняв бровь, с укором глянула на друга. — Я тебе что. ведьма на все руки?

—  Как быть тогда? — в желтых глазах змея появилось разочарование. — Хоть попробуй, иначе скрутят нас — матюгнуться не успеем. Сама подумай, — коготь друга ударил по моей маковке, — Яр и меня, поди, раскусил, а про тебя и говорить нечего.

Ну, друже, просил — получай. Раздосадованная разговором, закрыла глаза и обратилась к банникам, что за стенами Кузняграда жили:

—  Батюшки банники, не в службу, а в дружбу, — монотонным голосом я доставала слова из самого сердца. — подсобите путникам ради дела доброго. Доставайте гребни резные, веники ароматные. Диво дивное, чудо чудное — снимите личину прежнюю, сотворите новую. Сколько бы ни длились чары ваши, пусть не развеются, покуда мы снова на этом месте не окажемся.

С последним словом в голове раздались несколько голосов. Спорила банная нечисть — быть моей просьбе или к лешему нас отправить ни с чем. Потолковали недолго и захихикали. Душным паром тела наши с Потапом окутали и давай хлестать почем зря. Веников не видать, а шлепают аж визжать охота. Хорошо, мы по роще дубовой с аспидом побегали, думала, заморят нас окаянные. Баюну только потеха, позабыл о хвори — растянул морду в кошачьей улыбке.

Как закончили банники забавляться, стихло колдовство. Стояли среди дубов вековых, словно из парной выскочивши — измотанные, отдышаться нельзя. Ладно сработали: аспид обернулся молодцем совсем молоденьким, годов тринадцать отроду. Нескладный да неладный, как любой подросток. Глазенки на меня голубые таращит, щеки румянцем горят.

—  Это... цаца, — голос у друга срывался с писка на легкий бас. — предупреждать же надо! Чего они творят-то?!

—  Скажи спасибо, что помогли. Могли бы и плюнуть.

—  Спасибо, — обиженно заворчал друг, ощупывая русую голову, стриженную под горшок.

—  Я-то как? — доставая из-за плеча рыжую тоненькую косу, поглядывала на друзей.

—  Сойдет. — довольно заключил Баюн. — Тебе только лицо поправили.

—  Да, цаца, — выдохнул Потап. —Девиц такой наружности в селах обычно Проськами кличут.

—  Ну, Проська так Проська. — легко согласилась я. — Не привыкать.

—  Хорошо, что у тебя зеркала нет, — хихикнул кот.

Глава 12

Город мастеровых встречал радушно. На фоне хмурой осени яркие краски Кузняграда расходились в хвастовстве. Резные дома ровными рядами выстраивались в улочки, никаких тебе темных закоулков. Кругом чистенько, люди приветливые. Нечасто сюда гости захаживают, оттого народ на нас с интересом глядел, но без опаски и злобы. В каждом дворе работа кипела: где громче, где тише — все делом заняты. Дорожка привела нас к рыночной площади, но, видать, не в базарный день попали: пустые прилавки тоскливо дожидались хозяев под напиравшим осенним ветром, а тишина казалось совершенно чужой этому месту.

—  Отколь будете, люди добрые? — проходивший мимо мужчина средних лет с густой бородой расплылся в любезной улыбке.

—  Из Горок мы, — ляпнул Потап. — Я Ваца, а это сестрица моя Проська.

—  Ну, пожалуйте, гости дорогие, — широким жестом мужчина будто разрешал нам остаться в городе. — Меня Горыней звать, кузнец местный. Не желаете товары мои глянуть?

—  Прости, мил-человек, — подхватила я, — нам бы чеботаря. Для матушки обувку справить пришли, порадовать хотим.

—  Ага, матушке обувку! — пискнул новоявленный Ваца.

—  Это что же, вы пешие сюда добирались — и только за обувкой? — Горыня даже присвистнул от удивления.

—  На что только ради матушки не отважишься. — закивал друг. —Денег у нас не шибко...