"Полночь", – сердце Альберта ухнуло и остановилось. Часы продолжали бить, их бой отчего-то показался ему зловещим.
С двенадцатым ударом, когда затихло эхо и последний звук умер, разбившись о небо, наступила странная, неживая тишина. Альберта окатило холодным потом, и он поймал себя на мысли броситься бежать, бежать куда угодно, главное – подальше отсюда, от этой странной, мертвой тишины, словно колпаком накрывшей мост. Он обругал себя трусом и срывающимся голосом пробормотал:
– Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание.
Ничего не произошло. Вода под мостом все также текла, а луна, как и минуту назад, пялилась с неба вниз.
Альберт выдохнул, разочарованно и в то же время с облегчением. Он попробовал это средство, оно не помогло, и хотя проблема по-прежнему на месте, ничего страшного или пугающего с ним не случилось. Теперь можно идти домой. А лучше – зайти в трактир к Иоганну и вдоволь посмеяться над тем, как ловко тот разыграл приятеля.
Он начал спускаться обратно, но не успел сделать и шагу, как перед ним, будто из-под земли, вырос человек. Невысокий, слегка полноватый, с тяжелым отечным лицом, облаченный в черный сюртук; начищенные до блеска пряжки на его туфлях тускло блестели, седые волосы, перехваченные черной лентой, серебрились в лунном свете, белые пальцы сложенных на животе рук выделялись в ночной темноте – в нем не было ничего необычного, на первый взгляд, но отчего-то мороз пробирал по коже от одного только его присутствия.
"Глаза, – понял Альберт, – у него нечеловеческие глаза".
Глаза незнакомца и впрямь были жутковатые. Круглые, чуть навыкате, они горели пронзительно-голубым светом, вертикальный зрачок багряного отлива смотрел, казалось, прямо в душу, вынимая из нее самую суть и заливая туда ровную, черную пустоту.
-Кто меня звал? – голос Хранителя оказался низким, скрежещущим, режущим слух.
-Я, – сказал Альберт.
Это "я" получилось каким-то жалким, и он, на всякий случай, уже более уверенно повторил:
-Я звал тебя, чтобы ты исполнил мое желание.
Хранитель Семимостья медленно, будто каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, отошел от Альберта и прислонился к решетке, уставившись своими страшными, немигающими глазами на молодого человека.
-Желание, – сказал он, – да, я могу исполнить твое желание, только вот что ты можешь предложить мне в обмен на эту услугу?
– Я… – Альберт осекся. Трактирщик не говорил о том, что Хранителю придется платить, но в любом случае денег у него не было, окромя тех последних пяти монет, – у меня совершенно нет денег…
Хранитель пальцем поманил Альберта к себе.
-Не все в этом мире продается и покупается, молодой человек, – назидательно произнес он и его светящиеся глаза сверкнули, – у вас есть кое-что, что вы сумеете мне подарить.
-Подарить? Что?
-Например, вашу душу, – красные зрачки, поймав луч лунного света, сузились, и Хранитель Семимостья стал на какой-то миг еще более жутким, – да, я помогу вам, если вы мне подарите душу.
С этими словами он достал из кармана потертый кожаный кошелек с проржавевшей застежкой, подошел поближе, так, что его глаза оказались совсем близко от Альберта, и довольно потряс кошель около его уха. Внутри что-то зазвенело, отчаянно и тонко, будто тонкие серебряные чешуйки бились друг о друга.
-Все мы коллекционеры в своем роде, – промолвил он, пряча кошель обратно в карман сюртука, – я вот коллекционирую души. А каково, кстати, твое желание?
-Я хочу жить так, как жил все эти годы в Городе, – не задумываясь, сказал Альберт, – в достатке и благополучии, не думая о том, где взять денег на кусок хлеба.
-Значит, деньги, – задумчиво проговорил Хранитель, – люди всегда хотят денег и власти, так что я не удивлен. Ну так как, молодой человек, вы согласны на мои условия?
Альберт молчал. Синие фосфоресцирующие глаза, не мигая, ждали его ответа.
-Как же я буду жить без души? – наконец спросил он, – если не будет души, то я, наверное, сразу же умру?
Хранитель расхохотался каким-то лязгающим, резким смехом.
-Ну кто, скажите на милость, вбивает вам, людям, в голову эти байки? Сотни людей прекрасно живут без души, и не умирают раньше положенного срока. Вот ответьте мне – вы когда-нибудь видели ее? Чувствовали? Эту душу-то? Что есть она, что нет – какая вам разница? А старому Хранителю радость, новый экспонат в коллекции. А всего-то сказать – дарю, мол, душу свою Хранителю Семимостья. И всего делов, и иди, живи себе, как раньше. Ну так как, порадуешь старика?
С этими словами Хранитель положил руку на грудь Альберта, сказал несколько слов – и в его руках оказалась маленькая тонкая пластинка, переливающаяся нежно-голубыми разводами.
-Ну вот, я вынул твою душу. Почувствовал разницу? А может быть, боль? – и снова этот лязгающий смех.
Альберт смотрел во все глаза и не верил в то, что душу можно вот так вот легко вынуть. Он прислушался к себе – ничего не почувствовал. Ни боли, ни страха, ни отсутствия души. Как будто и не было ее никогда вовсе, как будто эта тонкая пластиночка никогда и не лежала в его груди.