Схватка

— Нечистый. Лешак людей в нем морочит, — говорил местный дед, — человек может пробыть там три дня, а самому ему покажется, что пару часов всего пробыл. Иной войдет туда да и не выйдет вовсе, как ваши. Словно дыра в том лесу, как от платья прохудившегося. Пропащее место. Люди там пропадали и раньше. Бывало выйдет человек из леса и диву дается — вышел не там, не с той стороны, словно за десять или пятнадцать минут десять верст прошел. Но такого, чтобы три сотни человек с мушкетами сгинули, еще пока не было! Видать лешак вашего брата не жалует. Берегитесь.

Испуганные московиты повернули назад, не решившись пересекать заколдованный лес. Объезжать же его также было делом непростым и долгим.

Хованский был в шоке. У него пропал большой отряд, как будто после серьезного кровопролитного боя! Еще пару таких фуражных экспедиций, и его силы сравняются с силами Кмитича! Напуганный московский воевода стал отводить войско к Витебску вдоль раскисшего от талого снега берега Западной Двины.

Впрочем, подход казаков Черкасского сулил Хованскому новую победу над его извечным соперником. Теперь его силы превышали неприятеля в три раза — почти десять тысяч против двух с половиной.

Ну, а из-под знатного местечка князя Острожского Смоляны с юга Витебского воеводства к Кмитичу шло еще две тысячи ратных людей из дивизии Паца. Но даже с учетом этого подкрепления силы Кмитича под Витебском уступали более чем вдвое Хованскому.

Глава 11

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ

В эти же дни десятитысячный корпус полевого писаря Александра Полубинского и поручика панцирной хоругви Степана Бидзинского вторглись на территорию уже непосредственно Московского государства, громя по дороге мелкие подразделения московитов. Пац вел свои полки к Стародубу, а Чарнецкий шел к Дисне. Московитские рати, терпя одно поражение за другим, пятились на восток. В таких непростых для царя условиях Ромодановский объединил свои потрепанные и поредевшие полки с казаками гетмана Брюхавецкого и также пошел к Дисне, чтобы биться с Чарнецким.

Под Дисной скопилось большое объединенное войско литвин и поляков, где командовал сам Ян Казимир. Но Брюхавецкий, когда московское войско остановилось в лесу на противоположенном от неприятеля берегу, высказался за отсрочку битвы.

— Нужно подождать пока они начнут перемещаться и растянутся. Сейчас их слишком много, — говорил он московскому князю. Тот согласился.

Ян Казимир ждал несколько дней, а потом повел армию на Новгород-Северский. Там вновь был разбит полк московитов, и король двинулся к Стародубу. В этот момент в шатер королю принесли донесение, не понятно, хорошее ли, плохое ли: Полубинский и Бидзинский разгромили на территории врага авангард атамана Якова Черкасского и возвращаются. Основная тридцатитысячная армия Черкасского, которого по приказу царя сместил на посту Долгоруков, пошла вдогодку, в лесах произошел ожесточенный кровопролитный бой между казачьим гетманом и полковником Кристианом Людвиком Калкстайном. Калкстайн, как бы отважно не оборонялся, был разбит и спешно отступал. У Паца тоже проблемы: три дня он продирался сквозь пушу, уходя от превосходящих царских сил, форсируя реки, теряя пушки… Его солдаты измождены и голодны. Его армию уже трудно было назвать армией. Из Польши неожиданно пришли еще более тревожные вести — Ежи Любомирский поднимает рокош — бунт шляхты. Его поддерживает Ян Павел Сапега.

— Холера ясна! Сто тысяча чертей! — ругался Ян Казимир. — Пишите срочно лист Кмитичу! Теперь вся надежда на этого рядового полковника! Если не устоит перед Хованским, то вся наша затея переговоров с позиции силы рухнет, как карточный домик! И мы еще с проклятиями будем вспоминать минувшие переговоры и рвать волосы на голове, что не уступили условиям царя!..

Ежи Любомирский медленно, но верно реализовывал свой коварный план. Богуслав и сам не догадывался, какого джина выпускает он из бутылки, связываясь с Любомирским. Мирная акция по отстранению короля от власти вылилась в настоящую гражданскую войну. Любомирский собрал конфедерацию и разгромил под легендарным Ченстоховом верные королю войска. Вновь под культовым христианским местом пролилась кровь, но на этот раз польские католики убивали своих же польских католиков. Ну, а Любомирский набирал популярность, точно также, как восемь лет назад ее набирал объявившийся здесь шведский король Карл Густав. В Великой Польше под знамена Любомирского вставали все новые и новые шляхтичи. Силы конфедератов увеличивались. В Великом княжестве Литовском тоже было далеко от спокойствия: война на востоке и северо-востоке усугублялась повальным недовольством поведением Пацев, их вмешательством во все сферы жизни Княжества. Против деспотизма этого многим ненавистного рода выступали Полубинские, Огинские, Глебовичи, Радзивиллы и Сапеги — весь цвет Великого княжества Литовского, Русского и Жмайтского.