Скитники

После мора, изрядно опустошившего скит, Маркел собрал всех излеченных и объявил:

- Боле Впадину не покидать! Запрещаю даже думать о том! Кто ослушается - тому кара смертная!

Когда, наконец, вспомнили о посаженном в яму вероотступнике Луке и вытащили его, он уже чуть дышал. Овдовевший Никодим, схоронивший во время мора еще и внучку, из сострадания забрал увечного к себе и выхаживал его как малое дитя, ежечасно растирая и разминая бесчувственные ноги, отпаивая целебными настоями и питательным молочком из кедровых орешков. Несчастный поправлялся медленно, а ходить начал и вовсе лишь через год. Но поврежденную спину согнуло-перекорежило так, что Лука при ходьбе перстами касался земли.

За долгие месяцы неподвижности, обличаемый совестью, он укрепился в вере необыкновенно и теперь ни единым помыслом не допускал сомнения в ней. Выучил на память многие своды Библии, составляющие священное писание христианства. Особенно близки ему были божественные откровения первой части Ветхого Завета. Сей библейский текст стал для болящего образцом абсолютной и непогрешимой истины. Перечитав все имевшиеся в скиту книги, иные по нескольку раз, он многое осмыслил и глубоко прочувствовал, сделавшись одним из самых лучших знатоков и ревностных поборников истинного православия.

Господь же великодушно вознаградил его за усердие, наделив способностью понимать самые мудреные тексты. Даже наставник Маркел стал советоваться с ним по затруднительным разделам в трудах проповедников старообрядства.

Рождение Корнея

Шел 1900 год. Как раз в ту пору, когда обезноженный Лука появился в доме Никодима, у Елисея народился сын - головастый, крепкий мальчуган. Покончив с родовыми хлопотами и уложив младенца на теплую лежанку, домочадцы помолились за здравие новоявленного раба Божьего и матери его Ольги.

Малыш оживил жизнь Никодимова семейства. Привнес в нее радость и отвлек от горечи недавних утрат. Нарекли новорожденного Корнеем. Малец не доставлял родителям особых хлопот. Никогда не плакал. Даже когда хотел есть, лишь недовольно сопел и ворочался. Подрастая, всегда сам находил себе занятие: пыхтя, ползал по дому, что-то доставал, поднимал, передвигал по полу, а устав, засыпал где придется. К тому же он не боялся холода. Уже на второй год бегал босиком по снегу. Став постарше, на удивление всем, нередко купался зимой прямо в промоинах.

Это был удивительный ребенок. От него исходили волны тепла и доброты. Не только дети, но и взрослые тянулись к нему. Их лица при виде Корнейки озарялись улыбкой, как будто перед ними был не ребенок, а маленький ангел. К тому же рос он не по годам сообразительным и понятливым. Внешне мальчуган сильно походил на деда. Лишь прямые, жесткие и черные, как смоль, волосы выдавали текущую в нем эвенкийскую кровь. Несмотря на то, что через два года у Елисея родилась премилая дочка Любаша, для Никодима внук на всю жизнь остался любимцем.

Прижившийся в их доме бездетный Лука тоже с удовольствием возился с шустрым, любознательным мальчонкой. Калека так живо описывал Корнейке Жития Святых и подвиги великих пустынников, что тот, несмотря на непоседливый нрав, слушал эти пока мало понятные для детского разума истории, затаив дыхание, не сводя завороженного взгляда с выставленных, словно на показ, длинных желтоватых зубов горбуна.

Как-то летом Лука неожиданно исчез. Первые дни его усердно искали, но потом решили, что калека сорвался в речку, на берегу которой он просиживал часами, и его, немощного, унесло течением. Пожалели бедолагу, помолились за него, но жизнь не терпит долгой остановки: повседневные хлопоты отодвинули это трагическое событие на второй план, и скитники постепенно забыли о несчастном.

Первая охота

Весна 1914 года пронеслась быстро и неудержимо. Щедро одарив Впадину теплом, она умчалась на крыльях нескончаемых птичьих стай на Север. Таежный край на глазах оживал, гостеприимно зеленел молодой травой и листвой, полнился ликующим гомоном птиц, дурманящим ароматом сиреневых клубов багульника и белых облаков черемухи. Вдыхая пьянящие запахи, даже сдержанные скитники ощущали радость и волнение в сердце: начинался новый круг жизни.

Ожило и унылое моховое болото, поросшее чахлыми елками, березками и окаймленное по закраинам черемушником. Сюда, на небольшие гривки, по зову любви, с первыми намеками на рассвет, слетались, нарушая тишину тугим треском крыльев, глухари и глухарки. Сюда же медленно тянулись с пологого холма, пощипывая на ходу лакомые кудри ягеля, олени. В следовавшем за ними звериной поступью пареньке без труда можно было признать Никодимова внука - Корнея.

От деда он взял и рост, и силу, и сноровку, и покладистый нрав, а от лесом взращенной матери-эвенкийки - врожденное чувство ориентировки, выносливость и способность легко переносить стужу. Все это помогало Корнею чувствовать себя в тайге уверенно и свободно.