Уже за версту от них можно было расслышать волнующий сердце гул. По мере приближения он нарастал, и вскоре воздух начинал вибрировать от утробного рева воды. Сквозь деревья проглядывал крутой склон, широкими уступами спускавшийся во Впадину. По промытому в них желобу и низвергалась с заснеженных вершин речка, пролетавшая порой одним скачком по двадцать пять саженей.
Над самым мощным, четвертым по счету, уступом, к которому и направлялся Корней, всегда висели завесы водяной пыли. В солнечные дни в них трепетала живая многоцветная радуга. Верхняя часть более высокого, противоположного от Корнея, берега была утыкана круглыми дырочками стрижиных гнезд. Обитавшие в них птицы стремительно носились в воздухе, охотясь за насекомыми. Из-за рева воды их стрекочущих криков не было слышно. Казалось, что это и не птицы вовсе, а черные молнии разрезают радужную арку на бесчисленные ломтики.
Низкий каменистый берег, на котором стоял Корней, никогда не просыхал. Порывы ветра, налетавшие с водопада, обдавали его волнами мороси, от которой прозрачнокрылые стрекозы, висевшие над травой, испуганно вздрагивали и отлетали на безопасное расстояние.
Скинув одежду, Корней нырнул в быструю, прозрачную воду с открытыми глазами и, соперничая со стайкой пеструшек, поплыл к следующему сливу. Саженей за десять до него взобрался на теплый плоский камень. Лег на шершавую спину и, не слыша ничего, кроме утробного рева верхнего и нижних водопадов, бездумно наблюдал за рыбешками, сновавшими в глубокой яме за валуном.
Подошло время возвращаться в скит. Выбираясь к тропе, Корней чуть было не наступил на что-то светлое, пушистое. Отдернув ногу, увидел в траве маленького рысенка. Его мамаша, лежала поодаль, в двух шагах.
Парнишку удивило то, что она не только не бросилась на защиту детеныша, но даже не подняла головы. Такое безразличие было более чем странным. Приблизившись, Корней понял, в чем дело, - рысь была мертва. “Что же делать с котенком? Пропадет ведь! Может, еще один где затаился?”
Парнишка пошарил в траве, но никого больше не нашел. Протянул руку к малышу - тот смешно зафыркал, зашипел и вонзил острые, как иглы, зубки в палец.
- Ишь ты, какой лютый!
Прижатый теплой ладонью к груди, пушистый комочек, пахнущий молоком и травой, поняв, что его уносят от матери, поначалу отчаянно пищал, но ласковые поглаживания по спине постепенно успокоили.
Вид симпатичного усача привел сестру Любашу в неописуемый восторг. Она еще долго играла бы с ним, но малыша первым делом следовало покормить. Дети, не долго думая, подложили рысенка к недавно ощенившейся собаке в тот момент, когда та, облепленная потомством, блаженно дремала. Полуслепые щенята приняли чужака за брата и не протестовали. Котенок быстро освоился и даже сердито шипел, если те пытались оттеснить его от полюбившегося соска.
Когда у Корнея или Любаши выпадало свободное от работ и молитв время, они бежали на поветь позабавиться потешным малышом. Особенно любила играть с Лютиком Любаша.
Поначалу поведение котенка мало отличалось от поведения молочных братьев, но к осени у него все явственней стали проявляться повадки дикой рыси.
Маленький разбойник частенько затаивался на крыше сарая или на нижней ветке дерева и спрыгивал на спину ничего не подозревавшего “брата”, пропарывая иногда его шкуру до мяса. Бедные собачата стали ходить по двору с опаской, то и дело нервно поглядывая вверх.
За домом, под навесом, на жердях все лето вялились на ветру разрезанные на пласты вдоль хребта хариусы и пеструшки. Как-то неугомонная сорока, усевшись на конек крыши, воровато за озиралась по сторонам. И когда убедилась, что во дворе все спокойно, слетела на конец жерди, потом, кося глазами, вприпрыжку, подергивая в такт длинным хвостом, бочком приблизилась к аппетитно пахнущим связкам. Вытянула шею - далеко! Скакнула еще раз, и в этот миг затаившийся Лютый совершил стремительный прыжок - воришка даже не успела взмахнуть крыльями. Кот слегка сжал челюсти и, удовлетворенный наказанием, выплюнул пакостницу.
В конце февраля, в один из тех первых дней, когда явно чувствуется, что весна уже не за горами, Корней не обнаружил Лютого на подворье. Поначалу никто не придал этому особого значения, полагая, что тот, как всегда, где-то затаился. Но кот не объявился ни на второй, ни на третий день. Мать успокаивала детей:
- Лютый не забыл и не предал вас. Просто люди живут среди людей, а звери - среди зверей. Лютый тоже хочет жить среди своих. Его место в лесу.