Скитники

Они тут же соорудили у входа в лачугу теплую конуру и покормили собачонка свежей рыбой.

Осень. Со стороны Северного хребта неслись пласты сизых туч. Старец сидел на пороге хижины, выдвинув плечи вперед, что придавало его позе схожесть с орлом. Ветерок трепал седую бороду и волосы. Простак, свернувшись на коленях, сладко дремал. Вокруг время от времени шлепались на землю созревшие кедровые шишки.

По лежащему на земле стволу громадной лиственницы к Никодиму деловито подбежал коричневый, с черными полосками на спине, симпатяга бурундучок - земляная белка. Встав на задние лапки и вытянув вверх тонкое тельце с прижатыми к груди передними, он, посвистывая, принялся клянчить угощение.

Старец насыпал горку орешков и с детским интересом наблюдал, как бурундук распихивает их в защечные мешки. Вскоре он набил их так много, что уже с усилием удерживал голову, но тем не менее продолжал торопливо заталкивать в рот остатки угощения: зима долгая, запас не повредит. Только после того, как орешки стали вываливаться изо рта, он, потешно ковыляя, понес драгоценный груз к норке.

Вечерело. Прибежавший из скита внук-сорванец сбил метким броском камня сидящего на березе рябчика. Мгновенно снял с него шкурку с опереньем и, насадив тушку на заостренную палку, завертел ее над жаркими углями.

- Скоро будет готово, - сказал он, наблюдая, как запекается белое мясо. Старец в ответ с укоризной глянул на внука. Пожевал губы, но от внушения воздержался.

- Чего-то не так, деда?

- Огорчил ты меня, Корнюша. Почто тварь Божью без нужды сгубил?

- Так поесть ведь…

- Ежели проголодался, орехов или меду в кади возьми. Не по нраву - масла лещинного с лепешками отведай, сливок из кедровых орешков попей. Рябцы ведь мне как братья. Целыми днями летают, посвистывают, взор радуют, а ты удаль никчемную кажешь. Запомни: “сам себя губит, кто живое не любит”! - наставлял старик. - Все сущее жить рождено. Даже дерево рубишь, помолись, дозволения испроси, по крайней нужде, мол, позволь, Создатель, воспользоваться, а потом в три раза больше семян посей и непременно поблагодари Создателя за дары. Это рачительно, по-хозяйски будет, без убытку, по любви и согласию.

Погладив бороду, дед продолжил:

- По молодости я, дурень, тоже, бывало, промышлял… Лет, поди, пятьдесят тому назад, тогда чуть постарше тебя был, сидел я как-то на зорьке в шалашике на берегу озера. В матерой Расеи то еще было. Смотрю, опустилась на воду парочка крякв: селезень с уточкой. И так они нежно стали обхаживать друг дружку, такая радость и любовь, такое счастье сквозило в их поведении, что внутри у меня все перевернулось. Ружье подниму, прицелюсь - а стрелять не могу… С тех пор охоту и бросил. Лучше уж погляжу, полюбуюсь на дичь. До чего они все красивые и ладные! И ведь у каждого свой характер, свой порядок, свои привычки.

Не надо под живот жизнь подлаживать! Главное в жизни - добро творить, тогда благодать в душе поселится.

Беркут

Отчетливо видимые в синеве неба орлы то скользили кругами друг за другом, то поднимались так высоко, что превращались в две черные точки, то зависали на одном месте, то пикировали и вновь взмывали в небесную высь.

Посреди Впадины, где кружили орлы возвышалась скалистая гряда, напоминавшая сгорбленного медведя. На одну из ее обнаженных зазубрин наконец и опустились величественные птицы, замерев, как гранитные изваяния.

Лет десять назад, тогда еще молодой паре беркутов приглянулась эта одинокая скала, и они устроили на ней гнездо. Сейчас оно представляло собой огромную кучу веток, вперемежку с перьями и костями. Подстилкой служил мох и верхушки пахучих веточек багульника. Располагалось гнездо весьма удачно: орлы могли спокойно обозревать окрестности, их же убежище снизу никому не было видно.

Как обычно в конце мая в нем появилось яйцо, через неделю - второе. Теперь орел добывал пищу один. Высмотрев жертву, он камнем падал вниз, тут же, мерно взмахивая крыльями, поднимался уже с поживой в когтях и устремлялся к сидящей на яйцах подруге.

Иногда орлица сходила с гнезда, и тогда на ее место спешил присесть супруг. А она разворачивала огромные крылья, потягивалась и взмывала в небеса размяться.

Настал момент, когда одно из яиц треснуло, и в щелочке показался клювик. Он жалобно пискнул. Заботливая мать, осторожно отламывая скорлупу, помогла первенцу выбраться на свет.

Боже! До чего он был жалок и безобразен! Как беспомощно дрожало покрытое белым мокрым пухом тельце! Но мать с гордостью и нежностью глядела на него. Правда, недолго: вместительный, малиновый внутри, клюв-колодец уже раскрыт и требует пищи. Отрыгнув птенцу мяса, орлица прикрыла его теплой грудью. Вскоре вылупился второй.

Птенцы были необычайно прожорливыми и непрерывно требовали новых порций. Чтобы заполнить их бездонные утробы, одному из родителей приходилось без устали промышлять леммингов, тетеревов, зайцев и прочую живность. Зато и росли малыши не по дням, а по часам, постепенно покрываясь бурыми перышками.