Корней подробно рассказал Горбуну о своих недавних злоключениях на озере и о чудесном спасении. Когда очередь дошла до привидевшейся отцу лестницы, Лука загадочно заулыбался и сказал:
- Путь твой к вершине столь многотруден неспроста… Господь тебя испытует… Слабый человек давно бы отрекся от этой затеи, а ты не отступаешь. Молодец!.. Ну что ж, ежели нельзя задерживаться - собирайся… Провожу тебя …
- Вы же сказали, что еще дня два покрутит.
По лицу Горбуна вновь скользнула загадочная улыбка:
- Где мы пойдем - пурги нет.
Вконец растерявшийся скитник надел котомку. Горбун запалил факел, два запасных передал Корнею и … направился в глубь пещеры.
За поблескивающей от света факела влажной стеной зала открылась полого уходящая вниз, галерея. Ее стены покрывали натечные складки, трещины, бугры. Шли по ней довольно долго, сворачивая то влево, то вправо, то, как бы поднимались, то опускались. Однажды галерея разделилась. Более широкий рукав сворачивал вправо, но Горбун повел прямо.
- Дядя Лука, а куда правый ход?
- Тебе-то что? Иди куда ведут, - недовольно промычал тот.
И хотя Горбун не получил ответа, он не сомневался, что это ответвление ведет в пещерный скит.
Своды пещеры опускались все ниже и ниже. Рослому парню теперь приходилось идти согнувшись, и он, из-за света факела, не сразу заметил, что тьма понемногу отступает. Лишь когда Лука устало присел на корточки подле лежащей на каменном полу лестницы из жердей, молодой скитник понял, что они достигли цели.
Корней подошел к выходу. Яркий свет ослепил, парень невольно зажмурился.
- Смотри еще раз не утопни, - засмеялся Лука.
Осторожно выглянув из лаза, Корней обомлел: под ним лежало памятное озеро. В прозрачной глубине, среди серых камней, шевелили плавниками знакомые темноспинные рыбины.
“Так вот откуда чело в стене, - сообразил парень, - и лестница отцу, стало быть, не померещилась. Теперь ясно, и кто вытоптал траву на берегу, и кто оставил цветы у креста”.
Лука закинул Г-образную лестницу на край обрыва. Выбравшись на плато они молча подошли к часовенке. Помолились, каждый о своем: удивительно, но здесь, несмотря на облачность, ни ветра, ни снега не было.
- Дядя Лука, может, вернетесь в скит?
- Не могу… Обет дал. Да и привык я к уединению. А главное - здесь в горах особая мыслеродительная атмосфера… Своему деду передай от меня вот это, - Лука протянул Корнею довольно увесистый комок горной смолы. - Ему для лекарственных снадобий сгодится. Скажи, что молюсь за всех вас денно и нощно: ведь от моего логова намного ближе до небесных сфер Божьей обители. Обо мне никому не сказывайте. Коли надумаешь проведать - приходи.
- Великое спасибо, дядя Лука, вам за доброту и участливость. Бог даст, наведаюсь.
Скалистые террасы, уступами спускавшиеся к лесу, вывели Корнея к знакомой тропке, ведущей к хижине деда-отшельника.
Косой
Косой почуял наступление непогоды загодя. “Не мешало бы до ненастья подкрепиться”, - решил он.
Привстав на широко опушенных задних лапах, заяц пошевелил ушами, покосил по сторонам глазами. Все спокойно. Выпрыгнув из ямки, мягкими скачками, потешно вскидывая зад, он направился по утрамбованной тропке в осинник, полакомиться сочной горьковатой корой.
Там уже кормилось немало окрестных собратьев. Обглодав с недавно поваленного ветром дерева несколько веток, сытые зайцы долго играли в догонялки, а под утро разбежались кто куда. Наш косой направился в укрытый снегом многоярусный бурелом.
Пробежав по нему несколько раз туда и обратно, сделал скидку, петлю, затем снова скидку и вдруг громадным прыжком сиганул в сторону, нырнув в снег между валежин. Одновременно сбоку звонко щелкнул промороженный ствол. Заяц хоть и привычен был к таким прострелам, все же невольно вздрогнул.
Надеясь вновь повстречаться с приглянувшейся ему в прошлом году кокетливой рысью, Лютый в эти дни частенько посещал эти места и еще издали приметил предательски торчащие из снега темные кончики ушей. Заяц лежал не шевелясь. И не беда, что идет снег. Под ним тепло. От горячего дыхания снежинки перед его носом уже растаяли и не мешают дышать. Услышав легкое похрустывание сминающихся под лапами крадущейся рыси снежинок, заяц выскочил из лунки и так припустил вниз по склону, что поднял белый шлейф снега. Кот, хотя и был сыт, повинуясь инстинкту, бросился следом.
Косой домчался до обрыва и кубарем покатился вниз. Внезапно, пронзительно вереща, он растянулся на снегу.
Налетевший Лютый занес когтистую лапу. Заяц, съежившись от ужаса, тоненько и жалобно запричитал. Кот, вспомнив, как спасали заваленную камнями лису, желая заслужить похвалу Корнея, взял горемыку в пасть и понес в скит. Беляк, оцепенев от страха, только изредка всхлипывал.
Увидев Лютого, несущего живого зайца, Корней сразу догадался, что косой нуждается в помощи. Осторожно ощупав съежившегося трусишку, скитник обнаружил у него вывих задней лапы.
- Ну ты, Лютик, молодец. Никак в лекари метишь?! - И одним движением руки вправил сустав на место. Косой даже не успел пикнуть. Он повертел головой, присел на снег и умчался со всех ног прочь от спасителей.