Скитники

После ливня все вокруг было пропитано влагой. На кончике каждой еловой иголочки играли капельки. Редкие лучики, сумевшие пробиться к ним, зажигали их, превращая в драгоценные камни. Ноги глубоко проваливались в толстый моховой ковер, скользили по сырым мускулистым корням. Тихо и безжизненно было в этой чаще. Только кабарожкам, небольшим, сгорбившимся, будто от страха, олешкам мила сумрачность и сырость ельников. Темные силуэты этих пугливых созданий и их негромкие вскрики “чиф-фый” оживляли угрюмую тайгу.

Два дня продирался Корней сквозь нее, то и дело пригибаясь и разводя руками колючие лапы. Наконец тайга расступилась и выпустила путника на открытый простор: плато закончилось ступенчатым подъемом на каменистое нагорье, окруженное лысоватыми горами. Редкие лиственницы, карликовые березы, кустики багульника, растущие здесь, тоже не радовали взор.

Одолев нагорье и перевалив щуплый, изогнутый дугой хребет, Корней спустился в долину, приютившую несколько пригожих озер. Из ближнего, самого большого, вытекала резвая речушка.

“Буду держаться русла - люди всегда селятся по берегам”, - подумал Корней и пошел по звериной тропе вниз по течению. И правда - вскоре на галечных косах стали попадаться кострища, ямы, кучи песка вперемешку с галькой. Будь Корней знаком со старательским промыслом, он бы сразу смекнул, что здесь мыли золото. К полудню за кустами разглядел надгробные кресты, уныло наклонившиеся к земле. Выходит, люди где-то поблизости?!

До скитника донеслись необычные, швыркающие звуки и плеск воды. Бесшумно прокравшись, Корней увидел невысокого загорелого старика, с седой копной кучерявых волос, покрывавших даже плечи, и разлохмаченной на всю грудь бородищей, в холщовых залатанных штанах, линялой рубахе. Мурлыча что-то под нос, усыпанный оранжевым крапом неистребимых веснушек, он, держа корыто над водой, покачивал его круговыми движениями, одновременно понемногу сливая то, что в нем находилось. Скитник подошел ближе и, осторожно крякнув, поприветствовал:

- Бог в помощь, мил человек!

- Благодарствую, коль не шутишь, - ответил корытник, ничуть не удивившись внезапному появлению Корнея. - Не зря ворон встречь летел, вот и гости! Откель явился, ангел божий? Подобру ль, поздорову?

- Издалече, - ответил Корней и неопределенно махнул рукой.

- Да ладно, паря, не темни. Пожалуй, из Варлаамовского скита будешь. Колодка твоя мне знакома. Никодимова порода.

Ошарашенный путник не знал, что и сказать. Безотчетно осенил себя крестным знамением, попятился.

- Да не пужайся. Знакомец я. Мужикам вашим, почитай, жизнью и волей обязан. До Бешеных порогов с ними хаживал.

Тут Корнею припомнился рассказ деда о шебутном старателе, оставшемся на богатых россыпях золота у порогов реки Глухоманки.

- Уж не Лешак ли вы, дядя?

- Вот видишь, и ты меня знаешь! - обрадовался старик. - Один мудрец говорил: “Свиделся раз - товарищ, свиделся два - приятель, свиделся три - друг”. Так что я вашей братии теперь в друзья гожусь. Велика тайга, но тропы нет-нет да пересекаются.

Действительно, надо же такому случиться, чтобы свел Господь Вседержитель этих двоих, возможно единственных на сотни верст людей, на этом неприметном ручье. “Неспроста все это”, - невольно подумал Корней.

Старатель, словно читая его мысли, с явным удовольствием, и даже с некоторым пафосом, произнес:

- А ты ведь, голубчик, тут не случайно. Тебя мне Господь пожаловал. Дело есть. Подсобишь?

- Отчего ж не подсобить, дяденька, ежели дело богоугодное.

- Дело по твоим понятиям, пожалуй, и не совсем богоугодное, но управиться с ним может только божий человек. А ты, сразу видно, душа непорочная, пред Богом чист, яко младенец, тебе все врата открыты. Так вот: обнаружил я тут недалече, в брошенном староверческом монастыре, тайник, но один остерегаюсь спускаться в него. Моего напарника, известного грешника, давеча у входа враз завалило. Айда, голубчик, прямо сейчас, разведаем, что там схоронено.

Лешак повел на вершину холма, где в окружении лиственниц стояла монашья обитель, обнесенная крепким бревенчатым палисадом. Внутри - приземистое строение казарменного вида с узкими бойницами-прорезями окон. К нему примыкало несколько построек поменьше. Напротив них - часовня, а позади обложенные дерном ледники, кузня, сушильные навесы - вот и все хозяйство.