Павел Кондоиди не относился к кабинетным ученым, свои проекты он претворял в жизнь, руководствуясь практикой. Например, во время Русско-турецкой войны 1735–1739 годов перед началом кампании по обыкновению решили развернуть полевые госпитали в местах сосредоточения армии. Но линия фронта передвигалась слишком стремительно, и стало понятно, что эвакуация раненых в эти госпитали из армии, которая отошла на сотни километров от своих первоначальных границ, просто невозможна. Поэтому Кондоиди разработал проект первого в России полевого подвижного госпиталя. Получилось весьма громоздкое лечебное учреждение, рассчитанное на шесть тысяч мест и перевозимое на двух тысячах повозках. Однако, несмотря на всю сложность в управлении, этот госпиталь сыграл свою положительную роль. Летальность среди раненых снизилась почти в 15 раз.
Идея подвижных госпиталей стала основополагающей для военной медицины второй половины XVIII века и особенно позже — в ХIX столетии. Военное дело развивалось вместе с промышленностью и техникой. Армии увеличивались, становясь все более маневренными. С одной стороны, это означало большее количество раненых, с другой — их количество снижало подвижность, а значит, и боеспособность войска. Поэтому с начала Отечественной войны 1812 года чиновники начинают обращать особое внимание на способы быстрой эвакуации тех, кто выбыл из строя.
Также в русской военной медицине начала ХIX века происходят первые попытки ее теоретического осмысления и обособления как отдельной медицинской отрасли. Именно в это время работал замечательный врач Матвей Яковлевич Мудров (1776–1831), которого считают основоположником русской клинической медицины. Одним из первых в России он задумался о системном подходе к здоровью военнослужащих. В его труде «Слово о пользе и предметах военной гигиены, или Науки сохранения здравия военнослужащих» (1809) сформулированы задачи военной медицины, как науки, предмет которой «…заключается в сохранении здоровья солдат, лечение их болезней и ран удобными средствами». Очень ценно, что Мудров выделил в военной медицине несколько разделов: гигиену (включавшую вопросы организации медицинского обеспечения войск), военную терапию, военно-полевую («полковую») хирургию и полевую фармакологию. В 1813 году появилось издание, революционное в своем роде — «Карманная книга военной гигиены, или Замечания о сохранении здоровья русских солдат».
Конечно же, все это появилось не на пустом месте. Чуть ранее, в 1805 году была законодательно оформлена складывавшаяся на протяжении столетий целостная система военного здравоохранения. 4 августа 1805 года император Александр I одобрил доклад министра внутренних дел Виктора Павловича Кочубея, в котором предлагалось учредить Главный (центральный) орган для руководства военно-медицинским делом в стране — Медицинскую экспедицию.
К сожалению, со смертью Александра I внимание к здоровью солдат в какой-то момент практически сошло на нет. Это в большой степени связано со стилем правления Николая I, царствование которого началось с восстания декабристов и продолжалось неспокойно, хотя правил он целых 30 лет. При абсолютной монархии слишком многое в жизни государства зависит от личности самодержца. В советских учебниках истории всегда подчеркивался грубый солдафонский характер Николая I. В качестве примера приводилось его прозвище: Николай Палкин. Однако в жизни все было вовсе не так однозначно. Прозвище Палкин изначально выросло из отчества Палыч (Павлович). Негативный оттенок придал ему Александр Герцен, демократ и публицист. Он назвал так императора, подчеркнув привычку того решать проблемы «палками», другими словами, насилием. Под проблемой, в данном случае, подразумевалось восстание декабристов, то есть попытка государственного переворота. Всего пятеро казненных за такое серьезное преступление против власти выглядит очень гуманно, на фоне того же Петра Великого с его подавлением Стрелецкого бунта, да и многих других русских монархов.
И назвать этого царя грубым солдафоном язык не поворачивается. Он неплохо разбирался в поэзии и поддерживал Пушкина, несмотря на все разногласия и «страдания поэта от жестокого гнета царизма». Как знать: стал ли бы Александр Сергеевич «солнцем русской поэзии» и «нашим всем» без могучего монаршего пиара?