Скорость тьмы

Смотрит на меня, будто я ребенок или дурачок.

– Я понимаю значение слов, вас это интересует?

– Да, но вы не понимали, когда пришли в себя, – говорит она. – Знаете что, давайте возьмем уровень посложнее. – Достает другую брошюру с тестами. – Посмотрим, справитесь ли вы, но, если не получится, не расстраивайтесь!

Надо соединять слова с картинками. Она читает слова, я смотрю на картинки. Слишком просто; я заканчиваю за пару минут.

– Если дадите мне прочитать слова самому, то я справлюсь быстрее.

Она опять удивляется.

– Вы можете читать слова?

– Конечно, – говорю я, удивившись ее удивлению.

Я взрослый человек – взрослые люди умеют читать. Внутри ворочается неприятное чувство – смутное воспоминание о том, как я не умел читать слова, как слова не имели смысла, буквы казались лишь формами, как другие формы.

– А раньше я не умел?

– Раньше умели, но после операции – не сразу, – поясняет она.

Слова короткие и простые: дом, сад, кот, ключ. Она протягивает другую карточку, на ней животные, на следующей инструменты. Все легко.

– Значит, ко мне возвращается память, – говорю. – Я вспоминаю слова и предметы.

– Кажется, да, – говорит она. – Попробуем задание на понимание текста?

– Конечно, – соглашаюсь я.

Она дает мне тонкую брошюру. В первом параграфе история о двух мальчиках, которые играют в мяч. Слова простые; я читаю вслух, как она попросила, и вдруг ощущаю, будто во мне два человека – оба видят одни и те же слова, но понимают их по-разному. Я останавливаюсь на полуслове.

– Что такое? – спрашивает она после недолгого молчания.

– Я… не знаю… – говорю я. – Забавно…

Забавно не в смысле «смешно», а в смысле «странно». Один человек во мне понял, что Тим сердится на Билла за то, что тот сломал его биту и не признается; второй человек думает, что Тим сердится на отца за то, что тот подарил ему эту биту. Под текстом вопрос – почему Тим сердится. Я не знаю ответа. Я не уверен, какой ответ правильный.

Пытаюсь объяснить свои сомнения психологу.

– Тим не хотел биту на день рождения, он хотел велосипед. Он может сердиться на это или на то, что Билл сломал биту, которую подарил отец. Я не знаю, какой вариант правильный, думаю, в тексте недостаточно информации.

Она смотрит в брошюру,

– Хм, в ответах написано, что правильный вариант – «С», но я понимаю ваши сомнения. Прекрасно, Лу. Вы уловили тонкий нюанс человеческих переживаний. Давайте попробуем еще.

Я мотаю головой.

– Мне нужно подумать, – говорю я. – Я не понимаю, кто из этих двух новый!

– Но, Лу… – начинает она.

– Прошу прощения! – Я рывком отодвигаюсь от стола и встаю. Я знаю, что это невежливо; я знаю, что это необходимо. На мгновение комната кажется светлее, контуры предметов будто очерчены светящимися линиями. Трудно определить их границы – я врезаюсь в стол. Свет меркнет, яркие контуры расплываются. Я теряю равновесие, твердую почву под ногами… и вот я на корточках на полу, держусь рукой за край стола.

Стол прочный; столешница не деревянная – какая-то смесь материалов под дерево. Глаза видят деревянную поверхность, а рука ощущает не деревянную текстуру. Я слышу, как гоняют воздух вентиляторы, слышу, как втягиваю воздух я сам, как бьется сердце – жгутики в ушах (откуда я это знаю?) шевелятся от звуковых волн. На меня обрушиваются запахи: собственный едкий пот, средство, которым мыли пол, сладкий аромат косметики Дженис.

Так было, когда я только очнулся. Я вспомнил, как, пробудившись, потонул в потоке ощущений, не в силах найти почву или свободно передвигаться, перегруженный информацией. Помню, как часами силился осознать закономерности – свет и тьма, цвет и чернота, звуки, вкусы, текстуры…

На полу виниловая плитка, бледно-серая с темно-серыми крапинками; стол со столешницей из искусственного дерева; мой тапок, который я разглядываю; сморгнув, отвлекаюсь от стройного узора переплетений пряжи и вновь вижу тапок, а под ним пол. Я в комнате для занятий. Я Лу Арриндейл, который раньше был Лу Арриндейлом-аутистом, а теперь я неизвестный мне Лу Арриндейл. Моя нога на полу, пол на фундаменте, фундамент на земле, земля на поверхности планеты, планета в солнечной системе, солнечная система в галактике, галактика во Вселенной, Вселенная в Божественном сознании.

Поднимаю глаза и вижу: пол перетекает в стену, он колеблется, затем выравнивается, теперь он ровный настолько, насколько ровным его сделали строители. Не идеально ровный, но так принято считать. Я пытаюсь не видеть кривизны. Такой пол называется ровным. Ровность – понятие не абсолютное: пол достаточно ровный.

– Вам нехорошо? Лу, пожалуйста, ответьте!

Мне достаточно хорошо.

– Все в порядке, – говорю я Дженис.

Не все, но достаточно… У нее испуганный вид. Я ее напугал. Я не хотел ее пугать. Когда кого-то пугаешь, нужно успокоить.

– Простите, – говорю я. – Накатило что-то.

Она немного успокаивается. Я распрямляюсь, встаю. Стены еще не очень прямые, но уже достаточно.