Скорость тьмы

– Пройдете насквозь, за пятнадцатым свернете направо, пройдете фонтан с голой женщиной на лошади, оттуда увидите свою парковку. – Охранник даже не поднимает глаз.

Прохожу сквозь административное здание – там пол из противно-зеленого мрамора и сильный лимонный запах, вновь выхожу на солнечный свет. Стало гораздо жарче. Солнце отражается от дорожки. Здесь нет клумб, трава подступает к самой мостовой.

Обливаясь по́том, подхожу к нашему корпусу и вставляю пропуск в замок. Чувствую свой запах. Он не из приятных. Внутри прохлада и полумрак, можно расслабиться. Спокойный цвет стен, ровное освещение старомодных ламп, прохладный воздух – все это успокаивает. Иду в свой кабинет и включаю кондиционер на полную мощность.

Офисный компьютер, как обычно, работает, на экране мигает значок нового сообщения. Включаю вертушки и музыку «Овцы могут спокойно пастись» Баха в исполнении оркестра и лишь потом открываю сообщение.

Позвоните, как только придете.

Подпись: мистер Крэншоу, внутренний номер 2313.

Протягиваю руку к офисному телефону, но он жужжит до того, как я успеваю взять трубку.

– Я просил позвонить, как только придете! – раздается голос мистера Крэншоу.

– Я только пришел, – говорю я.

– Вы отметились на главном входе двадцать минут назад! – продолжает он. Голос очень сердитый. – Даже вы могли бы дойти быстрее!

Надо извиниться, но я не считаю себя виноватым. Я не знаю, сколько я шел от главного входа и насколько быстрее я дошел бы, если бы поторопился. Было лишком жарко, чтобы спешить. Не понимаю, что еще я мог сделать. Напрягаются плечи, горят щеки.

– Я шел не останавливаясь, – говорю.

– Что за история со сдувшейся шиной? Вы что, колесо поменять не можете? Опоздали больше чем на два часа!

– Четыре колеса, – говорю я. – Мне прокололи все четыре колеса.

– Четыре?.. Вы заявили в полицию? – спрашивает он.

– Да, – отвечаю я.

– Могли бы сделать это после работы, – говорит он. – Или позвонить в полицию отсюда.

– Со мной был полицейский, – говорю я.

– На месте происшествия? Он видел вредителя?

– Нет…

Я пытаюсь различать слова, не обращая внимания на нетерпение и гнев в его голосе; они звучат все более и более гулко, все меньше похожи на членораздельную речь. Трудно подыскивать правильные ответы.

– Полицейский живет со мной… то есть в том же доме. Он заметил сдутые шины. Вызвал другого полицейского. Сказал мне, что делать.

– Должен был отправить вас на работу! – говорит Крэншоу. – Не было причин задерживаться. Вы понимаете, что теперь придется отрабатывать?

– Понимаю.

Интересно, а сам он отрабатывает время, когда задерживается? Что было бы, если бы у него прокололи колесо или все четыре по пути на работу?

– Не вздумайте отмечать эти часы как переработку! – говорит он и отключается.

Он не посочувствовал, что мне прокололи четыре шины. В таких случаях полагается сказать «как жаль» или «какой ужас», но он, хоть и нормальный человек, ничего такого не сказал. Вероятно, ему не жаль, он не испытывает сочувствия, поэтому не может его выразить. Я научился говорить подобные вещи из вежливости, даже когда я их не чувствую, чтобы «соответствовать социальным нормам» и «быть принятым обществом». Учил ли кто-то мистера Крэншоу соответствовать социальным нормам?

Я опоздал и должен отработать время, однако скоро время обеда. В животе урчит, я иду в кухонную зону и понимаю, что не захватил с собой еды. Должно быть, я оставил ее на столе, когда возвращался домой, чтобы подать заявление в страховую компанию. В контейнере с моими инициалами, который стоит в холодильнике, ничего нет. Я все съел накануне.

В нашем корпусе нет автомата с едой. Никто ее не покупал, продукты портились, и его убрали. На другом конце кампуса есть столовая, в соседнем здании есть автомат. Еда в автоматах ужасная. Сэндвичи слипшиеся и размокшие от майонеза или соуса. Листья, помидоры, мясо – все вперемешку. Даже если разделить сэндвич и счистить с хлеба майонез, запах и вкус мяса непонятного вида все равно останется. Сладости – пончики и рулеты – липкие, когда их достаешь из контейнера, они оставляют противные следы на стенках. Мутит от одной мысли.

Я съездил бы и что-нибудь купил, хоть мы редко выезжаем на обед, однако моя машина все еще одиноко стоит у дома на плоских шинах. Мне не хочется идти на другой конец кампуса и есть в большом шумном зале с людьми, которых я не знаю, которые считают нас странными и опасными. Непонятно, насколько еда там лучше, чем в автомате.

– Забыл обед? – спрашивает Эрик.

Я подпрыгиваю. Я еще не говорил ни с кем из своих.

– Мне прокололи шины, – говорю я. – Я опоздал, мистер Крэншоу сердится. Случайно забыл обед дома. Машина тоже около дома.

– Хочешь есть?

– Да. Не хочу идти в столовую.

– Чай собирается выехать по делам в обеденный перерыв, – говорит Эрик.

– Чай не любит брать попутчиков, – вмешивается Линда.

– Я поговорю с Чаем! – решаю я.