Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга [сборник]

Морав не стал больше медлить, хотя развернувшееся перед его глазами сражение было захватывающим. Он опасался, что белый волк присоединится к раненой подруге и скроется в лесу, чтобы подождать, пока олени не покинут поляну. Знатная добыча – две важенки – может и подождать немного. Он натянул тетиву, тщательно прицелился, и стрела с тихим свистом впилась в бок хищника. Волк от неожиданности упал, но тут же вскочил и обратил свой взгляд на юношу, который в охотничьем запале выскочил из зарослей, тем самым принудив оленей к бегству. Уж они-то точно знали, что человек будет пострашнее любого хищника.

Несколько мгновений – и поляна опустела. Даже волчица благоразумно посчитала, что связаться с вооруженным человеком, притом в ее состоянии, себе дороже. Она поковыляла в заросли, где ее ждал волчонок – прибылой, – родившийся весной; он не принимал участия в опасной охоте. Там она и затаилась в ожидании развязки.

Морав промахнулся. Он целил точно в сердце, но незамеченная им древесная веточка слегка изменила траекторию полета стрелы, и широкое каленое лезвие наконечника вонзилось рядом с ним.

Волк даже не зарычал – взревел, как медведь. Он бросился на Морава с намерением растерзать юношу, тем более что ужалившая его стрела добавила ему ярости и совершенно лишила чувства самосохранения. Морав лишь мельком успел пожалеть, что оставил копье в зарослях. В полной уверенности, что волк смертельно ранен, он не успел наложить на тетиву вторую стрелу, и свирепый хищник одним потрясающим прыжком опрокинул его навзничь. Все, что юный охотник успел сделать, так это выхватить нож и, когда волк придавил Морава своим немалым весом к земле, всадить его в брюхо зверя.

И все равно волк пытался загрызть юношу. Одной рукой Морав продолжал взрезать брюхо хищника, а второй вцепился ему в нижнюю челюсть и не давал широко разверстой зубастой пасти вцепиться в свое горло. Эта борьба, как показалось юному охотнику, длилась вечность. Он напрягал последние силы, пытаясь сдержать натиск мускулистой громады. Но вот мышцы волка обмякли, из горла пошла кровь, и Морав наконец стряхнул с себя издыхающего хищника.

Тяжело дыша, юноша встал и немедленно схватил брошенный лук; он опасался нападения волчицы. Но она, похоже, решила удалиться, поняв, что ее защитник больше не сможет ей помочь. Волчица спасала детеныша.

Морав перевел взгляд на волка. Он добыл то, чего так страстно желал, но почему-то не испытывал большой радости. Всего лишь удовлетворение – не более того. Видимо, потому, что сильно устал.

Поверженный зверь смотрел на него каким-то странным взглядом. У него был удивительный, необычный для волка цвет глаз – серо-голубой. Волк уже не выглядел свирепым; он казался спокойным, хотя, наверное, и понимал, что доживает последние мгновения. Он смотрел на Морава, и его взгляд проникал в самые отдаленные закоулки души охотника.

Юноша, повинуясь какому-то безотчетному чувству, опустился на колени и, глядя прямо в глаза волка, начал творить древнюю молитву охотников. Ее почти никто знал, разве что старики, но Рогволд словно предчувствовал, что молитва может понадобиться юноше, и заставил ее выучить наизусть. А в конце молитвы Морав обратился к Велесу, своему покровителю:

– …Ты венец делу всему и жизням земным, Велесе! Пусть наполнится сердце мое радостью от сотворенного, ибо деяние мое с сердцем чистым и помыслами светлыми. Пусть проявятся дела мои плодами благостными и славой Роду моему! Благослови, Велесе, пусть будет так!

При последних словах искорка, тлеющая в глубине волчьих глаз, потухла, и они превратились в две голубоватые льдинки. Дух покинул тело зверя и отправился, как почему-то подумал Морав, к Одину…

– Добыл-таки… – проскрипела ведунья, потрогав волчью шкуру своей иссохшей заскорузлой рукой, похожей на лапу большой птицы; непонятно было, она довольна или сердится.

Огромная шкура была потрясающе красива. Волк только начал матереть и вошел в силу, к тому же у него уже закончилась линька, поэтому мех был высоким, густым и шелковистым на ощупь.

На этот раз Морава не стали вводить в храм Мокоши. Его отвели в длинный шалаш, вход в который изображал разверстую пасть Большого Змея. Это рукотворное «чудище» должно было его проглотить и через некоторое время извергнуть из своего желудка. Как объяснял Рогволд, этот обряд подразумевал смерть Морава, а затем его воскрешение уже новым человеком.

Продуктов юноше не дали, лишь оставили большой кувшин с водой. Морав должен был голодать три дня и три ночи, и только после этого обряд наречения новым именем мог быть завершен. Шалаш был весьма искусно сплетен и укрыт свежими еловыми ветками. В него не только капли дождя не проникали, но даже свет. «Пасть» Змея плотно закрыли, и потянулось томительно ожидание в полной темноте.