Скрижаль Тота. Хорт – сын викинга [сборник]

Для жрецов важную роль играла чистота – не только души, но и тела. Все служители «Дома жизни» обязаны были совершать четыре омовения в сутки – утром, в полдень, вечером и в полночь. Тот-Джехути поморщился – жрец благоухал ароматами, как дворцовая танцовщица. Он был неравнодушным к различным снадобьям, которые делали его моложе; по крайней мере, так утверждал пользующий его лекарь. После каждого омовения жрец умащивал себя очень дорогими омолаживающими маслами, которые доставляли из страны Офир.

Путь туда знали только купцы-пулисати. Но они не выдавали его даже под пытками. Страна Офир была баснословно богата. Там было много золота и драгоценных камней, росли очень ценные красные деревья. Как гласила молва, крупные золотые самородки в стране Офир добывали прямо из ручьев, где они валялись вместе с камнями.

Жрец провел Тота в особую светлую комнату, где его уже ждал лучший из писцов Та-Кемет, который никогда не делал ошибок в тексте. Жреца-писца звали Ментуи. Он был уже немолод, но рука его по-прежнему твердо держала тростниковую палочку для письма, расщепленную на конце в виде кисточки.

Писцы были элитой Та-Кемет. Именно они управляли жизнью страны. Писцы вели учет в храмах и армии, ведали различными службами при дворе правителя, руководили ремесленниками и художниками при возведении и декорировании памятников архитектуры, рассчитывали налоги и уровень урожая. К ним обращались неграмотные жители Та-Кемет для составления прошений, договоров и прочих документов. Писцы были освобождены от налогов и службы в армии.

Писцы составляли в Та-Кемет отдельную касту, поскольку зачастую их дети шли по стопам родителей. При дворе правителя находилась школа для обучения этой профессии, куда стремились попасть даже отпрыски из очень состоятельных семей. Быть писцом считалось престижным и выгодным занятием. Состоявшиеся писцы могли продолжать обучение, чтобы получить специальность архитектора, врача, юриста, жреца или чиновника. Для особо одаренных писцов были открыты врата «Дома жизни».

В процессиях, посвященных богам Та-Кемет, писцы шли третьими. На голове у них была корона из перьев, а в руках они держали папирусный свиток, линейку, чернила и палочку для письма.

Ментуи был далеко не беден, но на службе носил простую льняную юбку. И никаких украшений. Только на шее у него висел дорогой пенал из резной слоновой кости, в котором он хранил краски и тростниковые палочки, готовые к употреблению.

Ментуи прослыл большим аккуратистом. Все приспособления и материалы для работы были разложены в надлежащем порядке – слева от писца: черная и красная краски в брусочках, которые делали из растительного клея, смешанного с древесным углем или охрой; черепаховые баночки для воды, чтобы растворять краски; тростниковые палочки для письма; скребок, чтобы соскабливать неверно написанное (Метуи им практически не пользовался); свитки папируса, выделанные особым способом – для длительного хранения; личная печать писца, которой он опечатывал особо важные документы.

Удобно расположившись в кресле с мягкой обивкой, Тот-Джехути, прикрыв глаза, начал диктовать текст одной из глав «Изречений выхода в День» – оправдательную речь перед Осирисом, судьей загробного мира:

– Слава тебе, бог великий, владыка обоюдной правды! Я пришел к тебе, господин мой. Ты привел меня, чтобы созерцать твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имя твое, я знаю имена сорока двух богов, находящихся с тобой в чертоге обоюдной правды, которые живут, подстерегая злых и питаясь их кровью в день отчета перед лицом Благого. Вот я пришел к тебе, владыка правды; я принес правду, я отогнал ложь. Я не творил несправедливого относительно людей. Я не делал зла. Не делал того, что для богов мерзость. Я не убивал. Не уменьшал хлебов в храмах, не убавлял пищи богов, не исторгал заупокойных даров у покойников. Я не уменьшал меры зерна, не убавлял меры длины, не нарушал меры полей, не увеличивал весовых гирь, не подделывал стрелки весов. Я чист, я чист, я чист, я чист!

Ментуи старался сдержать нервную дрожь. Работать с самим божественным Тотом-Джехути, конечно, большая честь, но и ответственность не меньшая. А уж то, что правитель Та-Кемет надиктовал, и вообще вызывало душевный трепет. Слова правителя падали на бедную голову Ментуи, словно капли расплавленного металла. Он обладал прекрасной памятью, и то, что записал ранее, жгло его изнутри. Какие истины, какие откровения!

Оказывается, что при всей своей учености он многое не знал. Тот-Джехути обращался прямо к Первым богам, так как был с ними почти ровней, и это накладывало отпечаток на его речи.

Заупокойные тексты были известны и ранее, но в устах Тота они приобретали совсем иное звучание – божественное. Обычно такие заклинания жрецы читали для усопшего правителя Та-Кемет, что должно было обеспечить ему безбедную загробную жизнь. Они были достаточно заурядными, обыденными и не несли магического смысла.