Скучаю по тебе

– Женева – потрясающий город. Они будут говорить сразу на нескольких языках, познакомятся с интересными людьми. Роберт, кстати, имеет графский титул, хотя им и не пользуется.

– Разве Швейцария – не демократическая республика?

Шарлотта напряглась.

– И еще у него есть шале в Австрии, – сказала она.

– Неужели ты собираешься поставить их на лыжи?

– Ты не можешь помешать им жить полной жизнью из-за того, что тебя мучает чувство вины, – упрекнула меня Шарлотта. По ее лицу пробежала тень улыбки, словно она почуяла победу.

– При чем тут вина! Это здравый смысл. Горные лыжи – опасный вид спорта!

Перед глазами снова возник брат, удалявшийся в белую пургу, который оглядывался, проверяя, еду ли я за ним.

Да, дело было не только в страхе. Вина, да, я чувствовал себя виноватым. И мы оба это знали. Неужели Шарлотта, как и моя мать, считала, что именно я виноват в смерти Росса? И все эти годы она держала нож за спиной, ожидая подходящего случая, чтобы ударить в больное место?

Ну что, Росс, это твоя месть, да?

И как я мог подумать, что мне сойдет это с рук: я же украл его девушку. Как я мог даже подумать, что достоин своих красивых детей?

– Никто не обязан кататься на лыжах, – тупо сказал я.

И вдруг я разревелся. Я не плакал с тринадцати лет. В свой первый семестр в частной школе я научился сдерживать слезы, потому что ревут только слабаки. Но теперь я ревел так, что не мог дышать, словно все накопившиеся во мне за эти годы эмоции вырвались наружу и излились потоком слез.

В какой-то момент я почувствовал ее руку на своей спине и крикнул «Отвали!» так злобно, что Шарлотта отдернула руку, как от раскаленной плиты.

Она дождалась, пока мои плечи перестанут дергаться, и протянула мне салфетку.

– Ты будешь с ними видеться, – мягко сказала она, приняв мой срыв за верный знак поражения. – Женева всего в полутора часах лета от Лондона. Все будет по-старому, просто теперь ты с ними будешь проводить выходные…

– Что ты несешь! – воскликнул я, успокоившись и вернув себе холодный рассудок. – Они слишком маленькие, чтобы летать в Лондон каждые выходные.

– Ну хорошо, тогда раз в месяц, – проговорила она.

Да, условия уже были не в мою пользу.

– А ты не хочешь спросить у девочек, что они сами думают по этому поводу? – вдруг спросил я.

Шарлотта явно растерялась, не успела сгруппироваться, чтобы отбить удар. Я видел, что этого она не продумала, так напряженно она прокручивала в голове варианты, понимая, что нельзя лишить детей права голоса в таком вопросе.

– Давай поговорим с ними утром, – настаивал я. – У них будут целые выходные, чтобы задать нам все вопросы.

– Хорошо, – согласилась Шарлотта. – Но мы спросим их вместе и все время будем рядом, – она торопилась обозначить границы и правила игры. – И не станем на них давить, все объясним простыми словами… скажем, мама и папа друг друга больше не любят, но…

– Это не правда, я не перестал тебя любить, – перебил я жену.

Шарлотта посмотрела на меня нетерпеливо, словно я все хотел усложнить. И я упустил возможность спросить, любила ли она когда-нибудь меня вообще. Я пролежал без сна всю ночь, мучая себя этим вопросом и тем, что говорить Белле и Флоре, пока наконец не провалился в неспокойный сон на рассвете.

Я проснулся от запаха горячих тостов. Шарлотта и девочки уже сидели за столом, когда я сбежал вниз, растрепанный и невыспавшийся.

– Доброе утро, соня, – сказала Шарлотта, и девочки засмеялись.

– Блинчики будете? – спросил я в попытке перехватить инициативу и, когда Шарлотта зыркнула на меня, добавил: – Мы часто делаем блинчики по выходным, когда ты в командировке.

Да, мы теперь редко проводили время вчетвером, так что, может быть, в этом Шарлотта была права – тут мало что изменится. Я налил себе кофе.

– Мы с папой хотим кое-что вам сказать, – бодро начала Шарлотта и посмотрела на меня.

Я пытался вспомнить, о чем мы с ней договорились вчера.

– Мама переезжает жить к своему другу Роберту, – сообщил я.

– Потому что хочет проводить с вами больше времени, – перебила меня Шарлотта. И кажется, это было уже против правил.

– Понимаете, мы оба так сильно вас любим, что каждый из нас хочет, чтобы вы жили с ним, – сказал я, ненавидя себя самого за то, с какой скоростью вынужден был вываливать эту информацию на детей.

Я посмотрел на девочек, ожидая, что они расплачутся. Но они были только заинтригованы и продолжали есть сухие завтраки.

– Вы что, разводитесь? – спросила Флора. Это слово было ей хорошо знакомо – родители некоторых ее подружек находились в разводе.

Я посмотрел на Шарлотту.

– Со временем, – сказала она.

И что это могло означать для детей семи и трех лет от роду?

– Но вы можете остаться здесь и жить со мной, если захотите, – сказал я.

– Или переехать жить со мной в дом Роберта, – снова зыркнула на меня Шарлотта.

– Чур, я живу с папой! – закричала Белла, как будто речь шла о ночевке.

– А какой у Роберта дом? – равнодушно спросила Флора.

– Большой. И у него есть бассейн, – ответила Шарлотта.

– Это нечестно, – прошептал я ей.

– А сад есть? – продолжила расспросы Флора.

– Огромный.