Скучаю по тебе

У женщины были длинные волосы, темные с проседью. На ней был жакет в этническом стиле, сшитый из ярких лоскутов индийской ткани с розовым и оранжевым орнаментом. Мода интеллектуальной богемы. Поскольку она скинула оранжевые сандалии, я не могла не заметить, что ногти на ногах у нее покрашены в такой же яркий цвет. Вероятно, она пользовалась услугами одного из салонов Долл. Было в ее одежде что-то, отчего с первого взгляда становилось ясно – это женщина из среднего класса.

– А ты, вероятно, Тесс? – спросила она, оглядывая меня.

Я чуть не поправила ее – «Тереза», – поскольку мы были не знакомы, и вообще эта особа сидела в моем кресле.

– Не понимаю, – сказала я.

– О, я думаю, отлично понимаешь. Все хорошее рано или поздно кончается, разве мама тебе не говорила?

– Моя мама умерла, а при жизни она ни разу такого не говорила, – ответила я.

Высокомерное выражение исчезло с ее лица.

– Прости, – произнесла она.

– Ничего. Откуда вам было знать.

Не такой я представляла его жену. Я всегда рисовала ее себе в темном строгом костюме и бледном джемпере под горло. Никаких ярких элементов, кроме шелкового шарфа, я почему-то не могла нафантазировать. Я думала, она носит туфли на невысоком каблуке и они цокают, когда она спешит по университетским коридорам на лекцию.

– Ты же не первая, – сказала она. – Не думаю, что он рассказывал, как его вынудили уйти из университета за сексуальное домогательство. Такое обвинение предъявила его предыдущая пассия.

– Но в моем случае это не сексуальное домогательство! – воскликнула я.

– Понять не могу, что вы все в нем находите, – криво улыбнулась она.

– Тогда почему вы с ним? – возразила я.

Она устало вздохнула, прямо как Лео, когда я одной фразой выдавала свою необразованность.

– Леонард и я вместе почти сорок лет, – сказала она. – Мы давние друзья, нам хорошо вместе.

– Леонард? – повторила я.

– О боже, он что, опять придумал себе эту фишку с Лео? – рассмеялась она. – Уж не знаю почему, он решил, что «Лео» звучит лучше.

Я знала. Лео – это имя, подходящее для писателя. Это было имя с обложки его романа. Под «Лео» можно было подразумевать «Леопольда» или «Леонардо». Но уж никак не «Леонарда». Леонард – это имя, подходящее для парня в баре или старичка в боулинге.

Начался дождь.

– Он знает, что вы здесь? – спросила я.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Ох, ты же просто милая овечка. Правда. Надо было мне его самого заставить закончить всю неприятную работу.

– Я – не овечка.

Но как я могла это доказать? Начать кидаться в нее камнями и бить кружки? И вот я стояла молча, в голове проносились сцены из нашего бурного романа.

– Это вы подтолкнули его к роману со мной, – сказала я.

– Что?

– В тот раз, когда вы не смогли пойти с ним в театр. «Много шума из ничего»…

Она была обескуражена.

– Когда мы застряли в Лондоне из-за снегопада, – добавила я, пытаясь освежить ее воспоминания.

– О, так у вас все еще с тех пор тянется?

Теперь пришла ее очередь удивляться. Мне сразу стало стыдно, что я сдала его жене. Но, с другой стороны, откуда мне знать, что он ей наплел?

– Но почему теперь? – спросила я.

– Для женщины твоего возраста вполне естественно желание иметь детей…

– Но я не хочу детей!

И Лео вроде бы должен об этом знать, разве нет? Разве то, что я должна была решиться на эту операцию, не довлело над нами все это время? А напряженная тишина после секса не наводила его на мысль, что я все еще думаю об операции? И разве этот вопрос не был в нашем общем лотке «Текущие» на рассмотрении? Не мог же он просто забыть о том нашем разговоре? И это я сама придумала, что у нас есть общая грустная тайна, которая и делает нашу любовь такой необычной?

Дождь лил в полную силу. С моих волос и одежды текли ручьи.

– Ты заставила его сделать выбор, – сказала жена Лео. – А он, как и большинство мужчин, ленив. Слишком хлопотно и сложно – подумать о том, что придется уехать из своего удобного привычного дома. Что бы он там о себе ни думал, он слишком привык к своей личной ванной, пристроенной к спальне, к четырехзвездочным отелям, которые оплачивает его жена. Ему шестьдесят один год. А в этом возрасте люди не готовы жить в палатке или шалаше, пойми.

– Шестьдесят один?

На ее губах мелькнула легкая улыбка.

– Но зачем вы мне все это говорите? – спросила я, все еще цепляясь за какую-то надежду. Может быть, он не знает, что она здесь? Может быть, это ее попытка нас разлучить? И вот он сейчас приедет, увидит ее, узнает о ее коварном плане? Я оглянулась. Нет, его не было видно.

– Прощай, Тесс, – сказал он в прошлый раз, заканчивая со мной разговор по телефону. Он никогда раньше не говорил «прощай».

– Просто для вашего сведения, – сказала я, собрав остатки достоинства. – Я никогда не просила его сделать выбор. Он все это придумал.

– Ну что ж, он писатель, – ответила она.