Скверное дело

— Поддались общему настроению? Пока этот факт отметим и пойдем дальше.

Тут секретарша позвонила, обеспокоилась. — Семен Иосифович, может, свет включить?

— Чуть позже, Люся. Минут через десять. — А Балабуеву сказал. — Такие истории, как наша, во мраке на сказку похожи. Хоть имеют вполне реальное содержание. Так вот. Обратили взгляд на этот музей. Павел Николаевич, уважаемый, многолетний наш сотрудник проявил инициативу. Умница. И, заметьте, великолепный знаток истории. Он мне наедине лекции по истории Византии читал, заслушаешься. Идем по лесу, а он наизусть шпарит из Византийской поэзии. Выдающийся был человек. Буквально, академик Аверинцев. Не слышали? Поинтересуйтесь. Интеллигенция на своих знаменах это имя пишет, чтобы на всей планете благодать воцарилась и всеобщее целование. Только не всюду получается и не в те места. — Закс вздохнул. — Ну, это к слову. А тогда Павел Николаевич меня убедил. Проявить интерес. Достоинства очевидные. Ученые со всего мира. Любые конференции. Состав участников. По культуре, по политике. По экономике. Любые вопросы можно решать. И народу польза, знаете эту сладкую присказку про второй Рим? Это, значит, Византия пала — она второй была, третий Рим стоит, а четвертому не бывать. Под третьим — Москва имеется в виду, лежишь на печи, палец в носу, а он — этот наш третий Рим, как поднялся, так и стоит. Спорная присказка, но гипнотизирует. Четвертому не бывать, и точка… Не знаю, насколько вы к этим мантрам восприимчивы… А если нет, еще просветитесь.

— Вряд ли. Времени и так… знаете ли…

— На это времени не жаль. Даже не сомневайтесь. Не тот вы человек, чтобы в стороне остаться. Ну, и если чуть в сторону, нам, которые весь этот Рим должны охранять, такой музей — неплохая крыша.

 Не одна, конечно, как вы понимаете. На то он и город, чтобы под крышами… Мало ли, что понадобится. Так вот, некоторое время назад взяли мы этот музей под свою опеку. Вплоть до двойной бухгалтерии. Из-за нее и взяли. Часть шла прямо на историю, а частично контролировалось… вы ведь сами прикоснулись. Организационные мероприятия. Закрытые встречи и прочее. Ведь не только демократическая общественность интересуется. А люди издалека. У них свой интерес. Где договоренности заключаются о поставках оружия, где политика делается, негласные соглашения? Приедет такой вот Кудум.

— Кудум? — Удивился Балабуев.

— Крайний, скажете, случай. А в истории — не редкость. Но слишком горяч. Покушался на наших красавцев… Шума, как вы сами наблюдали, много…

А вот Павел Николаевич, большую работу развернул. Всех вместе собрал. Когда альбом мемориальный выйдет, сами увидите. Ведущий византолог мира. Государственную премию посмертно получит. Доску мемориальную откроем. Может, и музей его именем назовем. А почему нет?

Семен Иосифович взял паузу. Совсем стемнело. — Ну, что, включим свет. Или продолжим? Минут пять… Тут мы сами виноваты. Нельзя было так. Работа шла. Вы бюджет реальный вообразить не можете. Не музейный, а от общей деятельности, от встреч, от соглашений… сами понимаете… Замечательный человек Павел Николаевич. И мы ему по заслугам воздадим.

Семен Иосифович помолчал. А потом добавил, так в торжественном докладе переходят от масштабных достижений к отдельным недостаткам. — Но увлекающийся. Мы его не сдерживали, и зря, сам остановиться не мог, а я проглядел. Государство в государстве хотел создать наш Павел Николаевич. Выставку организовал, на собственном энтузиазме. Это еще мелочь, готов был Турции войну объявить. Шутки, конечно, но под них и аппетиты росли. Замечательные проекты в голове вынашивал, если бы в одних мечтах наша жизнь протекала. Но ведь и реальность нужно учитывать. А реальность его увела с пути истинного на путь стяжательства. А на этом пути такие ухабы случаются, не только ноги, голову потеряешь.

— Позвольте, Семен Иосифович. А Плахов?

— Слабый человек. Увлекающийся женским полом, даже скорее, увлекаемый. Если бы он в этих отношениях торжествовал, а так — мямля и подкаблучник. Я, знаете ли, особенно в эти дела не вникал, на Павла Николаевича полагался. Но спрашивал, не пора ли заменить? Хотел самого Павла Николаевича наверх передвинуть. Но он предпочитал в тени держаться. Я вам скажу, Сергей Сидорович, что вы и без меня знаете. Не опирайтесь на слабых людей. Либо предадут, либо сломаются, что для нас одно и тоже. Я тоже люблю в книжках почитать, когда есть свободное время. Повздыхать о чуткости, о тонкостях души. А выходит все это боком. То, что мы с вами и наблюдали. И совесть здесь не помощник. Нам ведь не Кульбитин был нужен, а документы. Иди, знай, где они. Портфельчик пустой оказался. Сами видели.

— Как же вы тогда Плахова выпустили?

— Как это выпустили? Он в таком розыске, и тогда просветили до нитки, можете не сомневаться. Чуть бы сунулся… а Интерпол на что? Он бы себя за убийство сам и подставил. И теперь никуда не денется. Как ему, неумелому. И что делать с этими бумагами он не знает, даже если допустить теоретически, что сохранил. Нет, он будет тихо отсиживаться.