Скверное дело

Балабуев был стихийный психоаналитик. И полагал (жизнь подсказала), если отпустить мысль, как отпускает задремавший кучер вожжи, дать развиться свободно, не подправлять и не поддергивать, благодарная мысль, как лошадь, сама вывезет в нужное место и остановит прямо перед вывеской с заветным именем. Кто? Плахов? Берестовы? Англичанка?..

Балабуев встряхнулся. Нет, не сработало. Значит, преждевременно. Нужно Картошкина вызвать, пусть прояснит. А Шварцу сказать, чтобы строже с ним. На голову взобрался и сидит.

Картошкин — вот, кто выигрывал в этом безнадежно запутанном деле, стал проявлять инициативу. Гипотезы и догадки буквально сыпались. Балабуеву был знаком этот бескорыстный азарт, способствовать работе следствия, помочь разоблачению преступника. Сам Балабуев был проще, пока не включал воображение. Но и тогда, включал расчетливо и трезво. Впрочем, нам об этом известно.

— Ладно, пошли дальше. — Бормотал Балабуев, будто искал наугад в темноте. — Предсказано, что город в скором времени падет, и окажется под нечестивой властью. Турок, значит. Можно подумать, мы не знаем. И станет жить в отпадении от истинного Бога. Под Магометом. И станет пребывать так в течение столетий вплоть до настоящего времени. Ну, что тут необычного? Напиши толком, подскажи…

Сработало! Балабуев вступил в диалог с погибшим Кульбитиным. Где искать?… но потом власть падет. И начнется возвращение. Что-то непохоже. Куда это возвращение? Тут России скоро не останется, а эти про свое — возвращение им подавай… Только турок злить… Ты лучше скажи, кто тебя угостил по умной твоей голове. Ясно, современник. Не иначе. Но кто?

Неожиданно Балабуев задремал. Трудные выдались дни. Грезился ему Плахов, потом проявилось восточное лицо — брюнет с козлиной бородкой, влажная женская спина в купальнике на блестящей застежке, затем снова козлиная…, и Балабуев сквозь сумерки дотянулся до сути — армянин. Потом кадры поехали и замелькали. — Нельзя так, сказал Балабуев, очнувшись и тряся головой.

Мозговой штурм (так теперь это называется) не удался, и Балабуев занялся рутиной. Составил список, включил в него англичанку, Плахова, грека (здесь оставался вопрос, мало известно), армянина (еще один вопрос), Кудума — подумал, зачеркнул, опять включил. Что-то он здесь делал. — Бормотал Балабуев. — Карапуз? (Пусть будет.) И, наконец, увенчал труды фамилией Кульбитина, которую заключил в черную рамочку… Ну, вот.

А что дальше? Понятно, что общее настроение в этой компании скорее антитурецкое. Ну, и пусть. Мало ли кто кого в истории не любит и на кого держит зуб. А факт тот, что погубили Павла Николаевича по какой-то неизвестной, может быть, случайной причине. Очень может быть. И нужно дело закрывать. А повезет, так само собой обнаружится, кто Павлу Николаевичу удружил…

— Конечно, оно так. — продолжал размышлять Балабуев. — Но генерал… Не хочет признавать никаких доводов… найди преступника, раскрой и накажи..

Может, Картошкина сдать? Жаль, конечно, но ведь дело дохлое. Видишь, теперь в музей пролез. — Балабуев ожесточился. — Ладно, пусть пока погуляет в хорошем месте. А не найдем, тогда, Федя, не обижайся.

Глава 29