Скверное дело

— Мы могли бы… — Сбивчиво набрасывал планы Памфилас. — Научный труд. Конференция… Сборник… Греция… Если что-то еще… Пожалуйста…

Картошкин важно вертел чашкой. Кофе он выпил быстро. Это грек растягивал удовольствие.

— Конечно… — Изрек Картошкин и замолчал. Погрузился в мысль. Важно было не упустить свою выгоду.

Были еще слова такого же качества. И разговор закончился неопределенно. Хоть договорились еще раз встретиться и обсудить.

— Вообще-то… — Сказал Картошкин после ухода грека, не прекращая размышлений. — С сахаром его пьют или без? А то пользуемся на голодный желудок, а, как правильно, не знаем…

Глава 34

Что за упрямец Сергей Сидорович Валабуев. Казалось бы, остановись, подведи черту и уймись. Как бы поступил раз умный человек? Именно так бы и поступил. Любой именно так бы и написал. Не раскрыто. Но не Валабуев. Что в плодах многодневных трудов? Каков урожай с гектара? Смешно сказать. Шварц весь район поставил на ноги. Пивные, лавочки в сквериках, подвалы, закоулки с ароматами народной парфюмерии, рынки, где любит тусоваться смутный, бесполезный для высоких свершений элемент, игральные автоматы, даже заведение, где как раз проводили casting (как пишется, так и читается) на высокую моду. Заведение и в будни не пустовало), жюри (с привлечением иностранных специалистов) трудилось без устали. Все эти содержательные места были профильтрованы стараниями своих людей. Скандалиста, беспредельщика давно бы сдали. Кому нужен шум? Жилуправы, дворники, мусорщики, попрошайки, добровольные соглядатаи, бабушки на скамейках — само собой. Жизнь течет — и ладно, зачем и кому нужны лишние проблемы? Именно так Картошкина выдернули, много времени не понадобилось. Выдернули, но не того.

Посадить его Балабуев, конечно, мог (и посадит, если будет нужно), но радости нет, затолкать в клетку невиновного, пусть даже за его наглые выходки.

Наше мнение, конечно, не в счет, но генерал позвонил. Здесь мы можем Балабуеву посочувствовать.

— Значит так. Сворачивай. Нашли себе горе от ума. Тут тебе бизнесменов мочат, как… как… кишечную палочку, а мы вылизываем…

— Кульбитина?

— Вот именно. И я поддался. Хватит.

— Товарищ генерал, недоработано, чтобы закрывать.

Трубка возмущенно загудела. — Это как недоработано? А Кудума кто раскрыл. До сих пор звонят. Откуда, спрашивают, герой? Кстати, готовься. На днях большое интервью будешь давать. А Кульбитина брось.

— До конца недели прошу срок, товарищ генерал (разговор случился в понедельник).

— Отставить. Есть у меня один советчик. Пусть он и думает. Значит, так. Три дня твои. Подготовишь соображения и ко мне. Всё. Давай, трудись.

С виду Балабуев смирился (а что оставалось), действительно, наступило затишье. Картошкина он не отпускал, но понимал, шантажировать того бесконечно нельзя. Хотя позвольте. Кому обязан Картошкин нынешним местом? Такой подарок. За бабло (так теперь у нас называются деньги) такое дешево не купишь. Тогда Балабуев протолкнул Картошкина на энтузиазме. Ходил у него в должниках человек из Министерства. Уговорил, пусть посидит нужный человек (т. е. Картошкин) для дела. А что теперь? Мало того, что дела этого не видно, Картошкин чем-то раздражал. Сначала Балабуев не мог понять, чем именно. Теперь стало ясно. Картошкин приосанился, пока Балабуев изнурял себя сбором фактов и доказательств, вместо того, чтобы Картошкина закрыть. И дело с концом. Даже нам — людям со стороны тяжело про это читать. Лишнего, конечно, Картошкин не позволял, не тот человек Балабуев, чтобы нос перед ним задирать. Но во взгляде проявилась некоторая снисходительность. Раньше Картошкин себе такого не позволял. Получалось так: следователь упирается, рвет себе жилы, а подследственный на него (на Балабуева!) облокотился и в такой позе непринужденно отдыхает.

— Завтра явишься. — Балабуев говорил раздраженно (признак слабости!). — Пусть прокурор решает. Может, он добрый.

— А музей?

— Как вам нравится? В музей ему захотелось. В тепленькое. Не могу больше тебя, Картошкин, на длинном поводке водить. Раз сам себе помочь не хочешь. Посидишь до слушания. А там под залог, если деньги есть. Заодно и место музейное освободишь. Откуда я знаю, для кого? Кто под судом и следствием не состоит.

Балабуев брал на испуг. Есть ли у нас в стране это слушание, и этот залог? В Америке есть (мы их кино смотрим), а здесь? Опытные люди говорят, нужно прямо судье заносить. Но не с нашим счастьем. Посадили тебя в музей зачем? С прекрасным полом чаи гонять? Не так? А как?

Балабуев еще разводил пары, а Картошкин выложил фотографии с выставки. Современного нашего мира. Безрадостного, даже с претензией на уродство. Всех этих инвалидов, пьяниц, затертых до полного убожества горожан.

Балабуева было трудно удивить, он фото просмотрел и не удивился. — Я такое сам вижу. Леонида Германовича спроси, он тебе расскажет. Спроси своего благодетеля. (Считалось, что именно Шварц спас Картошкина от тюрьмы).