— Момент. Только распорядиться. — По дороге Картошкин успел заскочить к себе и позвонить Балабуеву. Уж больно интересная компания собралась. И вернулся тут же. Все расселись. Плахов за директорским столом. Женщины на удалении друг от друга. Картошкин посреди, ближе к Берестовой. Других мест, собственно говоря, не было. Диспозиция оказалась крайне неудачной. Женщины готовы были сразиться, и средства поражения летали прямо над Картошкиным. Сразу с обеих сторон.
— Молодой человек везде, я вижу, успел. Даже не верится…. — Элен причислила Картошкина к враждебному лагерю. Хорошего от нее ждать не приходилось.
— Но почему не верится. — Взялась возражать Берестова. — Ведь Пашина смерть и сегодня загадка. Кому же, как не криминальной хронике…
— Вот я и говорю. — Продолжала нажимать Дуглас. — Хорошо, что сошлись вот так, в своем кругу. И появились люди, которые, уважая Павлика, да, что там, почти преклоняясь перед его памятью, готовы издать его труды. И воздать должное музею. Георгис — молодец. Откуда у скромной Греции такие деньги. Чтобы вот так… Браво, Георгису. Вы его не знаете? — Последняя фраза Дуглас относилась к сопернице.
— Не знакома. — Подтвердила Берестова. — В научном сообществе я — человек случайный. Хотя, конечно, интересуюсь…
— Еще бы, интересуетесь. Вон, как Павел к вам относился.
— За что я ему благодарна. — Ледяным тоном отозвалась Берестова. — Если я правильно вас понимаю.
— Маша. — Только и успел вставить Плахов, предчувствуя скандал.
— Именно, правильно. — Звонко отозвалась Дуглас. — Как удачно все получилось. Видела я выставку. Последний день застала. Повезло. Царица Византийская в окружении блудниц.
— А мне кажется, удачно… в целом… — Картошкин бросился спасать ситуацию и, пожалуй, промахнулся.
— Очень даже удачно. И, главное, похоже. — Подмяла под себя Дуглас.
— Я не то, хотел сказать. — Спохватился Федя.
— А вышло верно. Видно, и Павлик за это пострадал. За душевную щедрость.
— Пора бы, — сказала Берестова, настраиваясь на героический тон, — цариц от блудниц отличать. Каждый по-своему судит. К царицам не пристанет. А другим кроме костей и похвалиться нечем. Ничего другого и не остается. — И тут (Картошкин не поверил глазам) Берестова поднялась и стала расстегивать на себе блузку. — Не топят, — Сказала капризно. — Но я так.
— Маша, что вы делаете? — С ужасом спросил Плахов.
— Помогите, молодой человек, — Приказала Берестова, поворачиваясь к Картошкину спиной. Явно предлагалось ему расстегнуть.
— А вы, Алексей, чего сидите. — Наслаждалась Дуглас. — Оживляйте историю. На гипподроме такого не увидишь.
Тут дверь открылась и вошли Света и Наташа с чайными принадлежностями. И, ясно, остолбенели от изумления.
— Молодежь подоспела, — одобрила Дуглас, — живые картины показывать.
— Сюда, сюда, — Плахов суетился. Выкатили чайный столик. Молодежь расставляла посуду, не поднимая глаз.
— Марья Ивановна, — успокаивал Картошкин срывающимся голосом, — прохладно ведь.
— Под одеялом теплее, правда, Алексей? — Не унималась Дуглас.
Берестова вернула кофточку на плечи, встряхнулась и еще раз встряхнулась, будто со сна, и громко рассмеялась. — Действительно, прохладно.
— Отчего же. Ваши императрицы
— Элен. — Прохрипел Плахов. — Я прошу вас немедленно прекратить.
К этому времени снова расселись по местам и принялись за чай. Вообще, всё как-то успокоилось и стихло. Света с Наташей ушли, спросив взглядом Картошкина. И тот кивнул, отпустил. Не у Плахова, между прочим, спросили, а у Картошкина.
Плахов, тем временем, пришел в себя, и даже попытался примирить собрание. — Ведь встретились все вместе. Может, и не праздник (это уж точно), но ведь событие. Чего тут делить и кого упрекать.
— Мария Ивановна — наша почетная гостья. — Прояснял Плахов. — А все мы — известные византологи. (Картошкин почувствовал себя польщенным.) И очень хорошо, что вы здесь, Элен, среди нас. Я вот что думаю. Вы — Элен, Георгис…. Кудум Пьер, может, вернется… И с нашей стороны есть кандидатуры. Организовать при музее
— Как вы себе представляете, Алексей? Ведь убийство Павла Николаевича не раскрыто. А если это кто-то…
— Ну, знаете, Элен.
— А почему нет? Даже тут… Только молодой человек (Дуглас упорно называла так Картошкина) вне подозрений. Хоть и к нему вопросы есть.
— Так что вы предлагаете? — Возмутился Плахов. — Остановить выпуск издания? Упустить такую возможность… И ждать, пока наша доблестная (с легкой иронией было сказано) милиция раскроет дело? Или…
Глава 48
Только позовешь лукавого, проявишь к нему интерес или неуважение, и он уже тут, как тут. Вместе с бодрым: — Можно? — в дверь просунулась голова Балабуева. Что говорить, эффект был полный.