Скворцы

Лиса сняла джезву с огня, аккуратно разлила кофе по бабушкиным японским чашечкам — уж очень поэстетствовать хотелось — и пожала плечом:

— Борщ.

Нинель приняла у Лисы чашечку и заметила, усмехнувшись, что с такой женой кому-то и курорты не понадобятся. Чья-то будущая жена и на этот подкол не отреагировала — кофе удался. Не абы где зёрна брала, специально в Чайный дом на Мясницкой за «Арабикой» ездила.

Однако у Нины, похоже, был целый план, и она этот план старательно претворяла в жизнь.

— Тебе стричься пора, — сообщила она подруге. — Шея уже закрыта, а такую длинную — нельзя. Надо показывать. Лёша на тебя засматривается, да и Кирка неровно дышит. Думай, девушка.

Олеся запустила пальцы в вихры на макушке, сгребла в горсти и так забавно помахала получившимися хвостиками, что Нинель и не хотела, а улыбнулась почти умильно — перед ней сидел щенявый лисёнок, шевелил ушами и всем своим видом показывал: «Оставьте меня в покое!»

Но ещё Александр Сергеевич намекал: с замыслившей что-то женщиной даже чёрт не сладит…

— Глупыш, носи платья, каблуки. Да, и Альке скажи, пусть юбки носит — грех же такие ноги штанами скрывать! Пусть мужчинки любуются.

Младшая возмутилась:

— Но у неё же Сашка!

Взрослая ответила ещё одним смешком:

— Ну и что? Одно разве другому мешает? Не кривись ты так, недотрога! Женщине необходимо нравиться — жизнь от этого только вкусней! А когда ты в полной боеготовности… у-у-у, ну какой мужик станет налево смотреть, когда вся из себя такая конфетка под боком? — рентгеновский взор Нинели стал маслянисто-сладким. — Но ты от темы-то меня не уводи, не уводи. Алька дура — такое тело прятать! Но вообще, между нами, Сашке плюнуть надо на все оглядки и срочно ей ребёнка заделать, а то…

В ответ Нинель получила такой взгляд, что ей на мгновение послышался натужный свист боевого топора. Она поправила прядь над ухом и неожиданно расхохоталась. Хохотала долго, с наслаждением, придерживая животик, словно боялась не дойти до уборной. Отхохотавшись, выговорила:

— Ой, блин, да что ты такая чи-пи-тильная у нас?! Леська, ты со своей чистоплюйской интеллигентностью пропадёшь ни за грош. Проще будь, проще, — и народ к тебе потянется.

Умолкла, задумалась — циник боролся с педагогом. Дружба победила, и голос Нинели вопреки хулиганскому взгляду прозвучал величавыми аккордами органа:

— Бабы мужиков животами к стенке, конечно, припирают. Но и наоборот — ого как работает.

Бывалые рокеры со своих фотографий добродушно улыбнулись подслушанному откровению. Дрогнули губы и у Лисы — но в улыбке сочувствия. Ответить она ничего не ответила, но уже не первый раз взгрустнула над судьбой старшей подруги.

А хозяйка меж тем не спеша прибрала со стола, бережно вымыла драгоценные чашечки и достала из ящика пакет: в магазин идти. Нинель очень хорошо поняла всё невысказанное, и гордо поведя бровью, ушла к зеркалу. Отрихтовать уже нарисованное личико умеючи — недолго, и минут пять спустя девчонки уже выходили из подъезда.

У каждого в жизни случались дни, когда успеваешь прожить столько, сколько иной раз и в месяц не удаётся. Вот и Лиса на всю жизнь запомнила восьмое июля девяносто третьего.

Ребята уже перекрывали пятиэтажку на «Щукинской» — не ближний, однако, свет! Даже по московским меркам. Суп на электричке и с одной пересадкой в метро пару раз едва доехал. Лиса погоревала, погоревала, а потом плюнула и весело принялась кутить — спускала на частных извозчиков остатки последней зарплаты и стремительно дешевевшего бабушкиного вклада. За стоимость двух бутылок водки довозили Лису с кастрюлей, термосом или банками совершенно спокойно — а когда узнавали, что едет кормить брата с приятелями, то подбрасывали прямо аж к крылечку.

Так же было и на сей раз. Расплатившись с водителем и вбежав в пропахшую кошачьими секретами душную прохладу подъезда, Лиса спохватилась, что ложки — забыла! Ух, дырявая твоя башка-а!

Разговаривая сама с собой примерно в том же духе, она незаметно одолела неизменный атрибут всех хрущёвок — лестницу. Чуть запыхавшись, притормозила на площадке пятого этажа, разглядывая потолок. Подвернула джинсы до колен — жарковато что-то стало… Попутно её осенило, что могло подсказать Малевичу сюжет его самой знаменитой картины — люк уже был открыт, ребята ждали её. Лиса привычно вскарабкалась на чердак с полной кастрюлей, но полностью влезать не стала: ноги на ступенях, сама — по пояс там. Торопливо поставила сумку с едой на бетонный пол и юркнула вниз.

Наудачу принялась звонить в квартиры — вдруг повезёт ложками одолжиться? Она уже занесла руку к четвёртой кнопке, как за второй дверью зашуршало. Что-то не спешат открыть. Наверняка, бабуленька какая-нибудь…