— Верно, — согласился Оканир. — Но мы оба знаем, что это именно то, что нужно сделать республике, ваше святейшество. — Казначей пожал плечами. — Паскуалаты могут сделать некоторые лекарства вкуснее, чем другие, но по моему опыту, чем сильнее лекарство, тем хуже оно на вкус.
— И тем больше оно необходимо, — добавил Тимоти Симкин. Великий викарий взглянул на него, и канцлер мотнул головой в сторону Оканира. — Вы с Брайаном правы насчет того, насколько это будет неприятно на вкус, но, возможно, это, наконец, оттащит Сиддармарк от края пропасти. И есть предел тому, как долго они могут шататься, прежде чем упадут с обрыва, если это хотя бы немного не оттянет их назад.
Робейр серьезно кивнул, потому что его подчиненные были правы. Как человек, который был казначеем Матери-Церкви, он был далек от того, чтобы закрывать глаза на размер и силу источника доходов, доступного даже для сильно сократившейся Церкви Ожидания Господнего, или на то, как надежность этих доходов помогла Церкви оправиться от ее катастрофического, чрезмерно напряженного положения в конце джихада. Доходы республики были менее надежными и устойчивыми при любых обстоятельствах. Учитывая обстоятельства, с которыми на самом деле столкнулись Грейгор Стонар и Хенрей Мейдин, было не таким уж незначительным чудом, что вся банковская система Сиддармарка просто не рухнула.
— Они еще не вышли из леса, — сказал он, откидываясь на спинку стула и сцепляя пальцы рук за головой.
Он уставился на мистическую, постоянно меняющуюся стену своего офиса с панорамным видом на набережную Зиона. В отличие от многих подобных стен здесь, в Храме, эта показывала, что на самом деле происходило на набережных и пристанях у озера. На самом деле, если бы он прикоснулся к одному из божественных светильников на своем столе, он действительно мог бы услышать, что там происходит. Другой из божественных огней заставил бы панораму регулярно меняться, охватывая более двух десятков других живых, дышащих фресок, но набережная была его любимой. Постоянно меняющаяся панорама кораблей и малых судов, грузы, переваливающиеся через борта кораблей, живая, дышащая, бесконечно волнующаяся вода…. Все это было частью того, что неоднократно привлекало его к этой конкретной точке зрения. Но настоящей причиной, которая приводила его сюда всякий раз, когда его душа остро нуждалась в отдыхе, был огромный новый комплекс приютов и больниц, который он построил и назвал в память о любящем отце Зитане Квилле.
Через месяц или два, когда в Зионе наступят осень и зима, эти приюты протянут руки защиты Матери-Церкви к сотням, даже тысячам ее самых уязвимых детей. Прошлой зимой от холода и лишений погибло менее двухсот зионитов, несмотря на суровый северный климат. Это все еще было на двести больше, чем нужно, но все же это было намного лучше, чем тысячи, которыми когда-то исчислялись эти смерти. Он многого добился с тех пор, как взошел на трон Лэнгхорна, включая прекращение джихада, в результате которого погибло так много миллионов детей Божьих. И все же Центр Зитана Квилла и другие, более мелкие приюты, стратегически расположенные по всему городу, были единственным достижением, которое доставляло ему самое простое удовольствие и радость.
Мне жаль, что вы не дожили до этого, отец Зитан, — размышлял он сейчас. — С другой стороны, я ожидаю, что это имя вызвало у вас хороший смех на Небесах.
Его губы дрогнули в приятном воспоминании при этой мысли, и он повернул свое кресло лицом к Оканиру и Симкину, не поднимая его вертикально.
— Они еще не вышли из леса, — повторил он, — и я не собираюсь делать никаких поспешных прогнозов. Но я действительно думаю, что при небольшом везении они действительно завернут за угол. И слава Богу и Лэнгхорну! Последнее, что нам было нужно, — это чтобы Сиддармарк превратился в свою собственную версию Харчонга.
— Более правдивых слов никогда не было сказано, ваше святейшество, — ответил Оканир. — Хотя этот «План Армака» в Западном Харчонге, похоже, действительно работает.
— Несмотря на все усилия Чжью-Чжво утопить его при рождении, — мрачно согласился Симкин. — Не знаю, что этот человек использует вместо мозга, и не хочу знать, что он использует вместо души!
— Как великий викарий, я не должен этого говорить, но я тоже не знаю. — Робейр поморщился. — И мне не нравится античарисийская нить в его оскорблении. — Он покачал головой и позволил спинке стула полностью встать вертикально. — Как будто никто никогда не говорил ему, что джихад закончился.