Я только жду новостей: новостей, что все наладилось и можно вернуться домой. Но все временное, понемногу становится постоянным. Многие уже не верят, что мы вернемся, что все изменится и будет по-прежнему. Называют наш режим вынужденным самосохранением. Описывают его совершенства, огромные плюсы и всего-то маленькие, мозолящие глаза минусы, которые, как по мне, просто жирные огромные недостатки. Если представить весы, то на одной стороне лежит чистое, белое, дезинфицированное перышко, а на другой – огромный кусок сырого свиного мяса, который тянет весы к полу, и скоро они упадут и разобьются в прах, а перышко, подхваченное волной воздуха, воспарит над землей. Вот как я представляю то, что сейчас происходит.
Смотрю в окно.
Пусто, как и всегда.
Пейзаж за стеклом, как обои на стене – сто оттенков серого. Меняется только освещение.
Везде теперь только пустынные улицы. Я не считаю охранные посты, (которые, как говорят, натыканы повсюду) и вооруженных людей в экипировочных скафандрах оживлением улицы. Они тоже – часть пустынного пейзажа. Хотя, даже скафандроносцев, (смешное слово, сама придумала), я в реальности видела всего пару раз в самом начале переселения. Но зато так показывают в новостях.
Хм, возможно кто-то отваживается выходить из убежища, несмотря на всегосударственный запрет? Но это не я. Поэтому я наверняка и не знаю, пустынны там улицы за углом моего корпуса или нет. Но из окна, которое есть в хранилище, (так теперь называется наше жилье), видны только стены соседнего здания. В этой картине я знаю все продольные и перпендикулярные линии, малейшие сколы и трещинки, знаю, как солнце перепрыгивает с кирпичика на кирпичик, знаю время, когда оно прячется за углом, и стена надевает свой теневой плащ. Еще можно понаблюдать за безжизненной почвой, кое-где поросшей сорной травой, и конечно за пустотой. Пустота здесь повсеместна, она всепоглощающа, наполнена только молекулами кислорода и крупицами пыли, которые создают хоть какую-то видимость существования.
Прежняя Я наверняка спросила бы: «И как же ты живешь? Что делаешь? Невозможно же сидеть каждый день в четырех стенах?»
А я бы ей с грустью ответила: «Всё возможно. В нашем мире всё возможно!»
Всю информацию о жизни за окном я узнаю из
Почему все так? Почему мы живем в
Потому что выходить в настоящий мир без специальных схем, вмонтированных в щиколотку левой ноги небезопасно, а вернее сказать запрещено законом, строго наказывается и жестко преследуется. Схемы предоставляются служащим на благо общества, государственным лицам, армии и еще каким-то высокопоставленным людям, без которых как утверждают глашатаи: «наш мир рухнет». (Мне так и хочется сказать в экран: «Он уже рухнул, оглянитесь!» Но нельзя. И страшно. И духу не хватает.) Списков этих людей не найти, я пыталась. Все засекречено, чтобы этой информацией не смогли воспользоваться враги. Кто же такие эти враги? Тоже вопрос без ответа. Мне, кстати, такая схема не полагается. Их количество ограничено и выпускается индивидуально на каждого. Можно, конечно, подать заявку на получение схемы, но 100 из 100, что придет отказ. Тоже пробовала, и не один раз, и не я одна. Если честно, то пробовала ровно 100 раз. Так что я знаю, о чем говорю.
Вывод: права на выход у меня нет, как и у миллионов таких же, как я, изолированных в хранилищах из бетона и кирпича человечков.
Так что выпью кофе и буду собираться на работу. Настроение сегодня просто паршивое. Да еще этот кофе. Он просто ужасен. Вода, подкрашенная какими-то ошметками какао. А может и вовсе не какао. Кто его теперь знает?
Как же они говорили на первых этапах вынужденной ПИ (так сокращенно в
«Это будет новация! Виртуализация! Машинизация всего производства! И все это ради нашего с Вами блага!»