Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний

На ступенях бывшего театра Корша народу было немного, и это обнадеживало. Администратор (а это был Александр Александрович Черняк, с которым впоследствии у нас сложатся добрые, приятельские отношения), мельком взглянув на мой студенческий, выписал мне пропуск на 1-й ярус. В тот вечер шла пьеса М. Себастиана «Безымянная звезда». После первого звонка я первым поднялся на отведенный мне ярус, в надежде занять самое удобное место: на ступеньках. Старшекурсники объяснили нам, что самые удобные студенческие места в любом театре – именно ступеньки. Но, странное дело, за мной никто не пошел, и даже после второго звонка на 1-м ярусе, кроме меня, не было никого. Пожилая, усталая женщина-капельдинер, наверное, пожалела меня: «Молодой человек, спуститесь в бельэтаж, там сегодня много свободных мест». – «А можно?» – робко спросил я. Женщина рассмеялась: «Можно, когда так мало зрителей». И в самом деле, зрительный зал был заполнен едва ли наполовину. Я ее послушался и весь спектакль смотрел, как и подобает настоящему театралу, из первого ряда бельэтажа.

Это было чудо!..

В антракте я пошел на незапланированную трату и купил программку спектакля, чтобы навсегда запомнить имена актеров, которые перевернули все в моей душе. Я пережил не так много театральных потрясений. «Безымянная звезда», увиденная мною в филиале Художественного театра, была одним из них.

Неизвестную играла молодая и фантастически красивая актриса Р. Максимова. Она была так хороша в длинном белом платье с ниспадающими на плечи белыми шелковистыми волосами, что оценивать ее игру я не взялся бы ни за что. Ею можно было только любоваться.

Но главным чудом этого спектакля был Ю.Э. Кольцов в роли учителя Мирою. Одним из главных достоинств каждого актера даже в школьной самодеятельности считалась его способность быть органичным и естественным на сцене. Я это знал и всякий раз страшно переживал, когда чувствовал, что теряю органику и простоту. Но то, что я увидел в исполнении Юрия Эрнестовича, невозможно назвать казенным словом «органика». За всю свою театральную жизнь я не встречал такого совершенного, полного проникновения в то, что мы называем образом. И результат оказался фантастическим: я радовался вместе с учителем, когда он показывал Неизвестной красавице открытую им безымянную звезду, и, не стесняясь, плакал, когда богатый любовник увозил ее из дома этого потрясшего все мое нутро звездочета.

После спектакля я брел пешком по притихшим улицам Москвы и горевал, и отчаивался, и был по-настоящему счастлив.

Как скучно было бы жить без сюрпризов

В сентябре 1958 года я был убежден: у русской литературы для меня нет никаких тайн и секретов. До чего же наивен и самонадеян может быть молодой провинциал из Риги! Когда в аудиторию мелкими шажками быстренько вошел маленький человечек с большим портфелем и остреньким птичьим профилем, когда он начал читать свою первую лекцию (кажется, это был то ли Сумароков, то ли Тредиаковский), окружающий мир стал для меня другим. Мои представления о том, что являла собой русская литература XVIII века, перевернулись вверх тормашками. Даже скучнейшее «Путешествие из Петербурга в Москву» обрело совершенно новый смысл и оказалось вдруг первым диссидентским литературным произведением, которыми стал так богат наш ХХ век.

Абрам Александрович Белкин – так звали нашего педагога. Сегодня, спустя более полувека со дня его первой лекции на нашем курсе, я с уверенностью могу утверждать: в моей жизни он занял место самого лучшего педагога. И дело не в том, что он сумел образовать меня. Белкин приучал нас мыслить самостоятельно, полагаясь только на свои знания и собственный опыт, пусть даже совсем ничтожный, но свой, личный. Для меня это было так ново, так неожиданно, что я порой задыхался от ощущения предоставленной мне свободы. Абрам Александрович исподволь приучал нас к необходимости чувствовать себя в этом мире, полном условностей и запретов, по-настоящему свободными людьми. Словно говорил нам: запомните, каждый из вас – личность.

Белкин разрешал приносить на экзамен все: шпаргалки, конспекты лекций, первоисточники, любую критическую литературу… Главное – имей собственное мнение и сумей его выразить и отстоять. А точное знание дат и умение шарахнуть педагога знаменитой цитатой были для него неинтересны.

В конце первой рабочей недели в субботу вечером я опять позвонил Астанговым и на этот раз услышал в трубке знакомый голос Аллы Владимировны: «Сережа, вы обладаете уникальной способностью исчезать без следа. Мы с Михаилом Федоровичем голову сломали – куда вы запропастились? – Она ругала меня всерьез, но в голосе ее я слышал ласковые, добрые нотки. – Чтобы завтра к трем вы были у нас. Никаких отговорок и возражений мы не потерпим!..»