Сквозное действие любви. Страницы воспоминаний

Кабина лифта застряла на четвертом этаже, и лифтерша никак не могла открыть ее снаружи: ее рука не хотела пролезать сквозь узкие прутья решетки шахты лифта. Тогда она вышла во двор, где играли дети, и попросила кого-нибудь из них помочь ей открыть дверь изнутри. На зов лифтерши первым откликнулся Володя. Вдвоем с приятелем они поднялись на четвертый этаж, благополучно открыли дверь и решили прокатиться до первого этажа. В то время детям категорически запрещалось самостоятельно ездить в лифте, потому, наверное, они решили воспользоваться таким благоприятным стечением обстоятельств и нарушить жестокий запрет. Но, как только лифт тронулся, неизвестно по какой причине сверху сорвался огромный противовес и упал на крышу кабины. Он пробил потолок и смертельно ранил Володю. Товарищ моего двоюродного брата остался невредим, правда, после этого случая, как говорили у нас дома, стал заикаться и вообще слегка повредился в уме. До сих пор в первом Московском крематории в центральном зале справа у окна стоит урна, и с фотографии на ней на нас смотрит улыбающийся парнишка.

Несчастья сыпались на Кругловых одно за другим. Осенью арестовали мужа, и тетушку вместе с приемным сыном Германом (сыном дяди Саши от первого брака) выгнали из квартиры на Чистых прудах, позволив взять с собой только самое необходимое. Всю ночь Илечка с огромным чемоданом в руках и плохо соображавшим, что случилось, Германом мыкалась по Москве, пытаясь найти себе и пасынку хоть какой-то приют. Первым делом она бросилась к сестре на Капельский переулок, но Глеб Сергеевич сам ждал ареста со дня на день и не пустил их в свой дом. В конце концов Иля нашла пристанище у каких-то знакомых в деревне Новогиреево под Москвой.

Само собой, жену «врага народа» выгнали с работы, исключили из партии, а в довершение всех ее несчастий Герман, будучи верным пионером-ленинцем, написал, куда следует, заявление, в котором отрекся от своего отца, «врага народа», и от его жены.

Поражаюсь, как тетушка моя смогла все это вынести и не озлобиться. Когда через три с лишним года началась Великая Отечественная война, Эльза Антоновна снова вступила в партию и до самой своей смерти оставалась верна идеалам коммунизма. Сколько же внутренней силы было у этой маленькой женщины!.. И как жестоко исковеркала ее добрую душу бесчеловечная советская система!..

Приехав из эвакуации в Москву, я узнал, что, оказывается, хлеб может быть разным. Для меня он всегда был просто хлебом. Поэтому, когда мама спрашивала меня: «Сережа, тебе какой хлебушек дать? Черный или белый?..» – я неизменно отвечал: «Чени-бени…» Конечно, мама и в Крутихе пекла пироги (она вообще очень вкусно готовила и была большой мастерицей по части кулинарии), но пирог – это лакомство, а хлеб, по моему глубокому убеждению, должен был всегда оставаться просто хлебом. Кроме того, я узнал, что оказывается на свете есть очень вкусные желтые мячики, которые призывно пахли на всю квартиру и которые взрослые называли «мандаринами». А также темно-коричневые палочки, которые, если их долго держать в руках, начинали таять, пачкали пальцы и назывались загадочно – «шоколадкой»…

К сожалению, я страдал жесточайшим диатезом, его сейчас принято называть очень красивым словом – «аллергия», и мог на всю эту вкуснятину смотреть только издали: есть мандарины, шоколад и конфеты мне было категорически запрещено.

Помню, на Новый, 1953-й год (а мы жили тогда в Житомире) к нам приехала Иля и привезла с собой кучу новогодних подарков. К моему величайшему огорчению, все они были произведены на знаменитой кондитерской фабрике «Лайма». Марципановые и шоколадные фигурки, коробки конфет «Ассорти», плитки вкуснейшего рижского шоколада, россыпью конфеты «Мишка» и «Кара-Кум», всего не перескажешь, лежали под нашей елкой и дразнили одним своим видом. Я чуть не плакал, а брат Борька, по уши измазавшись в шоколаде, за обе щеки уплетал все это кондитерское изобилие с издевательским блеском в глазах. Вероятно, мои страдания были столь глубоки и очевидны, что мама махнула рукой: «Будь что будет!.. Ешь!..» Не помню, сколько конфет я тогда съел, ждал, что на следующее утро покроюсь с головы до пяток зудящими прыщиками, но ничего подобного не произошло: мой диатез сам собой закончился. Но почему-то с тех пор я совершенно спокоен к сладкому и любой шоколадке предпочту соленый огурец.

Развлечений в детстве у меня было совсем немного. Телевидения в ту пору не было, а в кино лет до шести я панически боялся ходить. Страшнее темноты, по моим младенческим представлениям, не было ничего. Поэтому, как только в зрительном зале гас свет, я начинал истошно орать, и маме приходилось уводить меня из кинотеатра. Не помню, что именно произошло, но однажды я все-таки поборол свой страх и посмотрел фильм с начала до конца. За это «мужество» я был вознагражден с лихвой. Фильм «По щучьему велению» мне так понравился, что я тут же, после окончания киносеанса, потребовал, чтобы мы с мамой вернулись обратно.