Сквозное. Навылет

— Тала, ты же знаешь, кто я. Твоя охрана и мои решения касательно нас не обсуждаются, — Денис провел ладонью по ее волосам, будто приручал. А ее и без того к нему тянет, как к самому родному и близкому! — Для твоей же безопасности, в первую очередь! Ты слишком ценная для меня, чтобы рисковать и подставлять под удар…

— Я на такое не подписывалась и согласия на брак не давала! — черт знает, что заставляло дальше язвить и спорить.

Быть может, первая возможность за все время их отношений, высказать, что кипит на душе. Даже если и то, что ей можно в вину вменить, тоже имелось.

— Ничего, — хохотнул Шуст не менее язвительно. — Я за обоих подписался! Это тоже считается. А ты… деньги взяла, девочка моя золотая, и теперь тебе долг мне свой до конца жизни отдавать…

— Чем, интересно, в твоем понимании?! — буркнула сквозь зубы, пытаясь от его ладоней увернуться, слишком сильно манила теплом его кожа, а и так ведь с коленей своих не отпускает.

— Своей любовью, о которой так часто мне в последние дни рассказывала, Тала. Я ведь ничего не забыл, — у него хватило наглости ухмыльнуться так, что ей захотелось боднуть Шустова головой.

Глядишь, дернется и о стол затылком ударится. Может, и на него амнезия свалится?!

А Шустов захохотал откровенно, будто понял ее кровожадный замысел. Намотал пряди на кулак, крепче Талу около себя фиксируя. Подождите-ка… Это и она теперь Шустова, выходит? На это намекал, говоря о паспортах?

— Тала, такой твой взгляд даже меня пугать начинает… дракончик мой яростный, — ну ведь специально поддевает!

— Прекрати! — сорвалась, не зная, чего больше хочется, кинуться на него, чтобы поколотить, или зацеловать эти смеющиеся губы, жар и нежность, жадность которых не смогла забыть и память потеряв.

Попыталась голову убрать из-под его ладоней, высвободить локоны. Никто не пустил, разумеется.

— Вот выпадут все волосы — посмотрю, захочешь ли ты меня такую возле себя гадкую и некрасивую видеть. Или также быстро развод оформишь, — пробурчала вообще по-детски обиженно, будто провоцируя, самым страшным для себя допекая ведь. Не потерей волос, его уходом.

Словно бы Денис в чем-то виноват, или из-за него в голове и груди полная мешанина эмоций, боли, страха, любви… и снова ужаса!

Хотя стоп… Ну, как бы и его вклад немал, разве нет?

А Шуст вдруг пуще прежнего на себя ее дернул, сгребая волосы Талы в пригоршни. Запрокинул ее голову, навис над лицом, рот над ее губами. Бешенство в прищуренных глазах плещется. Какое-то необъяснимо безумное буйство, от которого у нее холодеет в позвоночнике, в животе все сжимается, начав пульсировать, подкатывает к горлу комом… Только от страха ли?

— Никакого развода! У нас в семье это не рассматривается даже! — опять рявкнул. Так и оглохнуть недолго. — А выпадут волосы — и я побреюсь налысо, будем ходить одинаковые, чудо мое, раз тебя это так напрягает! — пророкотал ей в самые губы, округлившиеся от шока.

И тут же таким жестким, словно злым, поцелуем впился, что Тала захлебнулась воздухом и этим буйствующим безумием Дениса…

Глава 30

«Разбуди меня.Не искала, но все же нашла.Дышу на свободе,

Тоска умерлаИ не стоит того,Чтобы долго о ней.Разбуди меня."Завтра" нас не оставит в живых.Наше время — ужеОдно на двоих!

И горят фонари,И свободен тоннель.»«Разбуди меня» Ночные снайперы

Он просчитался. Как будто бы принимал и учитывал тот вариант, что память к Тале вернется, причем с наибольшей долей вероятности. Старался не переигрывать и не перегибать, максимально придерживаясь правды. А в итоге оказался не готов к тому, что его самого захлестнет и накроет вырвавшимися из-под контроля эмоциями.

Шуст не привык к такому… Хотя, бл*! Опять обманывает самого себя?! Около нее он всегда терял это чертово предательское чувство контроля! Слишком ценная для него.

И в груди, в голове сейчас — оглушающий рев того самого монстра, который за эти дни впервые было понемногу притих, благостно урча, что его женщина в его же логове, в полной и абсолютной безопасности!

А теперь по новой диким ревом жадной, скупой потребности, алчной нужды никуда ее из рук не выпустить! Под себя подгрести, укутать со всех сторон, чтобы ничего, кроме него, не видела… Доказать, что нет у нее иного выбора, и не потому, что Шуст ограничивает, а потому что оба не выживут друг без друга физически, подохнут, как разрубленный на половины единый живой организм.

Забавно, если хоть как-то остатки логики выгрести на поверхность. Тала и сейчас боялась, что он от нее уйдет, больше всего иного, выходит, если по оговоркам судить, несмотря на всю нынешнюю колючесть и попытки к самостоятельности. А Шуст… этот собственнический, адовый монстр в нем, получалось, также больше всего страшился лишиться своего чуда.