Слабость Виктории Бергман

Теперь Ульрика часами в быстром темпе повторяла таблицу умножения, а потом пошла дальше и перебрала в уме все страны, которые смогла вспомнить, в алфавитном порядке. Потом – столицы. В результате к ней пришли другие, новые мысли – одновременно с тем, как она нашла применение старым знаниям, которые, как ей казалось, она давно забыла.

Беззвучно повторяя названия американских штатов, она упустила всего четыре и почувствовала гордость и удивление – она понятия не имела о своих способностях.

Ульрика поняла, что может гораздо больше, чем ждут от нее другие.

После американских штатов она попыталась воспроизвести карту береговой линии Европы, от Белого моря до Черного моря. Сначала Кольский полуостров, потом Скандинавия, вдоль побережий Балтийского моря, потом Финляндия и Прибалтика, еще потом – Польша, Германия и Дания, после них – страны вдоль Атлантики и до Средиземного моря, вдоль берегов Босфора и Черного моря.

Потом – выход за пределы Европы. Азия, Африка и остальной мир.

Под конец Ульрика увидела земной шар со стороны, словно была спутником, и то, что она видела, соответствовало реальности. Она и без карты знала, как выглядит мир.

Тогда она решила воспарить в космос. Прямо над ней висели северные созвездия и Полярная звезда. Глаза Ульрики были широко открыты, она считала в уме звезды – одну за другой, на потолке.

Малая Медведица. Пояс Ориона, Большой Ковш.

В размытом луче света на потолке Ульрика снова видела полосу Млечного Пути, но теперь видела она и Возничего, и Лебедя, и Кассиопею, и другие созвездия галактики, которые она, семилетняя, круглыми глазами рассматривала в старой книге по астрономии дома у бабушки.

Постепенно Ульрика оставила свое тело и исчезла в искрящейся тьме.

Она не знала, происходит это во сне или наяву, но почувствовала, как кто-то отрывает скотч от ее губ и кладет что-то ей в рот.

От голода она начала жадно грызть и глотать. Какая-то каша, сухая и очень горькая. Вкусовые сосочки как будто онемели и отсохли.

Ульрика закашлялась, почувствовала, как две руки берут ее за щеки, а третья и четвертая снова заклеивают рот скотчем. Потом ее оставили одну, и вскоре она скользнула назад, в космос. У созвездий был вкус чего-то горького и вязкого. Пустой и сухой.

Она ощущала сильный привкус грецких орехов.

Русенлунд

Аннет Лундстрём видела тьму. Эта мысль первой пришла в голову Хуртигу, когда его проводили в комнату Аннет. Женщина выглядела так, будто несколько лет подряд страдала от ночных кошмаров и бессонница превратила ее в ходячее привидение. Опущенное серо-бледное лицо, а тело настолько исхудало, что Хуртиг побоялся сломать ей руку, когда они здоровались.

Рука не сломалась, но была ледяной, словно Аннет действительно превратилась в привидение.

– Я не хочу быть здесь, – произнесла Аннет тихим прерывающимся голосом. – Я хочу быть с Линнеей и с Карлом и Вигго.

Я хочу быть там, где все как раньше.

Хуртиг заподозрил, что задание окажется не совсем простым. – Понимаю, но вам придется немного подождать. Сначала мы с вами немного поболтаем.

Хуртиг почувствовал, как накатило отвращение, и понял, откуда оно. Комната чем-то напоминала те, в каких его сестра почти безвылазно провела последние полгода жизни. Неделя в больнице, выписка, снова больница и так далее. Перерывы между больницами становились все короче, потом сестра окончательно сломалась и покончила с собой. Но сейчас он здесь в качестве полицейского, а не частного лица. Хуртиг набрал в грудь воздуха, изо всех сил постарался сосредоточиться и прогнать воспоминания.

– Вы сказали – вы из полиции? – Аннет говорила умоляюще, почти с надеждой. – Вы поможете мне выбраться отсюда? Это страшно важно… Мне надо назад, в Польсиркельн, тамошний дом давным-давно стоит без присмотра. Надо полить цветы, постричь траву, и клумбы, наверное, выглядят ужасно. И яблоки… Сейчас ведь осень?

– Ну да… Я сам из Квиккйокка, это не так далеко от Польсиркельна. Но сейчас на улице зима.

Его попытка выдать дружеский тон, кажется, возымела результат. Лицо Аннетт несколько прояснилось, она взглянула Хуртигу в глаза. В этом страшном взгляде было что-то, чего Хуртиг не мог выразить словами.

Безумие, подумал он. Нет, скорее, глаза человека, который оставил этот мир и пребывает в каком-то другом. Вероятно, психолог назвал бы это психозом – врач, с которым Хуртиг только что разговаривал, так и сказал. Но у Хуртига было ощущение, что физическая и душевная надломленность женщины о чем-то говорят, и именно это он увидел в ее глазах.

Она скоро умрет. Умрет от горя.

– Квиккйокк, – проговорила она тонким голосом. – Я туда ездила когда-то. Было так красиво. Тогда шел снег. Сейчас идет снег? – Сейчас нет. Но на севере – да, идет. А есть еще кто-то, с кем вы собираетесь встретиться, кроме Карла, Вигго и Линнеи, когда уедете в Польсиркельн?

– Герт, конечно, и еще Пео с Шарлоттой и их дочкой. А Ханна и Йессика не приедут.

Хуртиг быстро записал. Очень подозрительно, подумал он. Она говорит, как уже оттуда.

– Кто такой Герт?

Аннет рассмеялась. Сухой скрипучий звук, от которого Хуртиг попятился.