Сладкая песнь Каэтаны

Лучше на желтом фоне: желтый цвет привлекает к себе золото и приносит удачу. А мне больше ничего и не надо, радовалась Додо, пройдя с дочерью Новую улицу, где ей приходилось кивать направо и налево.

Найдя лавку закрытой, обе удивились.

– Куда запропастился этот грек? Не вернулся же он в Турцию! – возмутилась Додо, уперев руки в боки. В ее возрасте хватало ей огорчений в постели, где муж совершенно не появлялся.

Проходивший мимо Франсиско не удержался и пришел на помощь женщинам:

– Я из гостиницы «Палас». Если вы ищете Вениериса, не тратьте зря времени. Он заделался художником. Разве вы не знали?

Додо заметила в бегающих глазах Франсиско тайную мысль.

– Где же он спрятался, если не секрет? Буфетчик изобразил смущение.

– В этом городе может затеряться даже иностранец.

Додо в сердцах повернулась к нему спиной. Дочь, опасаясь несдержанности матери, поспешила ее увести. На площади, где бюст Жоакина пока еще был обнесен оградой для защиты от любопытных взоров, она стала утешать Додо:

– У тебя в шкафу полно платьев, к тому же не стоит долго разговаривать с каким-то прохвостом.

Додо задумалась. Этот человек сказал, что работает в «Паласе». Наверняка на кухне, от него несло луком. В свое время Полидоро запретил ей заходить в гостиницу, клялся, что в противном случае уйдет из дома. Додо, хоть и вела с мужем войну, в этом случае решила уступить.

Дома ужин остыл, так и не дождавшись Полидоро. Дочери слегка поворчали, чтобы утешить мать. В конце концов решили, что без отца даже будет лучше: хоть несколько часов в доме будет спокойно.

На следующее утро Додо колебалась, делая выбор между темным платьем, подходящим для торжественных случаев, и платьем цвета спелой тыквы, которое отвечало ее идеалам.

– А куда подевался Полидоро? – спросила она у дочери, встретившись с ней за утренним кофе.

Послала посмотреть постель мужа: если простыни смяты, значит, он ночевал дома, просто ушел пораньше в город, беспокоясь о делах. Префекту Додо не доверяла: во имя тщеславия он был способен забыть о том, как нужно поддерживать свое достоинство на людях. Старался угодить власть имущим, восхваляя правительство в хорошо всем знакомых выражениях.

Направляясь к выходу, Додо поторопила домашних:

– Так ночевал мой муж дома или нет? Глянула на часы.

– Пойдем. Видно, Богу так угодно. Иногда лучше не знать правды.

На площади перед бюстом они повстречаются, и она заставит Полидоро рассказать ей, что с ним творится. А может, он лишь смерит ее взглядом и посыплет солью ее раны.

Пентекостес вышел навстречу Додо. По его знаку принесли зонт от солнца. Затем он галантно взял ее за локоть, на котором висела сумочка, и подвел к бронзовому бюсту, пока что прикрытому национальным флагом.

– У нас есть еще минут десять, не так ли? – Додо не знала, что еще сказать префекту, так как заметила, что Полидоро на площади нет.

– Время никого не ждет, дона Додо, но мы сочтем за честь подождать сеу Жоакина.

Словно повинуясь его желанию, неподалеку от собравшихся на церемонию со скрежетом тормозов остановился старенький «кадиллак» Жоакина.

Эрнесто помог старику выйти из машины; бросились на помощь и другие.

– Я приехал на праздник, а не на собственные похороны, – сказал Жоакин, загораживаясь тростью.

Как только Жоакин ступил на землю, дети из школьного хора по знаку префекта замахали флажками, теми самыми, которые использовались во время шествия Седьмого Сентября[33]

. Когда они пришли на площадь, префект распорядился оделить их печеньем и плодами гуараны.

– Кого не хватает, чтобы начать эту волынку? – спросил Жоакин.

В окружении сыновей, Додо, внуков и прочих членов семьи Жоакин едва держался на ногах, со страхом думая о том, какое лицо сделал ему выставленный за дверь скульптор. В отношении врагов никто не проявляет благородства и учтивости. Значит, скульптор наверняка изобразил его лет на десять старше и, чего доброго, лишил усов, дабы показать, будто он из тех, у кого волосы не растут нигде, даже в срамных местах.

Муниципальные советники оспаривали у родственников видные места, во что бы то ни стало стремясь попасть в объектив фотоаппаратов. Додо, раздосадованная опозданием Полидоро и поведением префекта, который поставил ее слева от Жоакина, а более почетное место справа занял сам, состроила постное лицо, не хватало только вдовьей вуали.

– Что такое, дочка? – Жоакин стукнул ее тростью по ноге. – С таким лицом скоро состаришься.

Это замечание еще больше разозлило Додо. Мужчины рода Алвесов всегда были грубиянами, чуть ли не ели руками, вот именно.

– Зато мы принесли тебе богатство, – говорил Полидоро, когда жена наседала на него.

Пентекостес посмотрел на часы. Из-за опоздания половина собравшихся разошлась по домам или по своим делам. Дети то и дело бегали писать за деревья. Додо никак не могла успокоиться: муж так позорит ее. Вид у нее был как на похоронах. Пускай все посочувствуют ей в ее несчастье. Ясно, Полидоро валяется в чужой постели. Не хватало здесь еще проституток, этих кровожадных гарпий, с возмущением подумала она.