Сладкая песнь Каэтаны

– Входите, пожалуйста, – пригласил Балиньо. Заметив, что гость стоит у косяка бледный и прислушивается, улыбнулся. – Все наши тайны остались на дорогах.

Полидоро, обвиненный в злоупотреблении искренним доверием, не нашелся, что сказать в свою защиту. Небрежно уселся в обитое почти начисто выцветшим зеленым плюшем кресло. Он-то надеялся, что Каэтана встретит его в гостиной с распростертыми объятьями. Такой должна была быть сцена их встречи, по мнению горожан, – для актрисы это было бы вполне естественно. Каэтана на сцене играла с пламенным жаром, как никто умела крепко, по-крестьянски обнять любого партнера или изобразить скучающую на диване томную даму.

Скудное освещение гостиной скроет следы, оставленные предательскими годами на ее нежном лице. Снова появился Балиньо. С подчеркнутой элегантностью предложил гостю чашечку кофе.

– Вам с сахаром?

Полидоро отрицательно покачал головой. Балиньо, не обратив внимания на этот жест, положил в чашку сахар с любезной рекомендацией:

– Вам это будет полезно. Помогает при сильных эмоциях.

Когда Полидоро принимал чашечку, руки его дрожали; морщась, он выпил кофе. Когда поискал глазами Балиньо, того нигде не было видно. Наверно, пошел за Каэтаной. Чего доброго, она появится в гостиной со свитой жалких, одетых в лохмотья артистов. А Балиньо будет выступать впереди в роли глашатая.

Но Балиньо вернулся и подошел прямо к видавшей виды радиоле. Полидоро сразу узнал ее, несмотря на полумрак. Голос греческой певицы Каллас, исполнявшей арию из «Орлеанской девы», предвещал суровое испытание для него и Каэтаны.

– Хорошая песня, – заметил Полидоро. – Такой музыки я не слыхал, с тех пор как Каэтана уехала отсюда.

Балиньо исчез в спальне Каэтаны, как тень. Его тотчас сменила другая тень. Каэтана несла свое дородное тело бесшумно. В руке держала зажженную свечу, освещавшую ее лицо. Она двигалась как сомнамбула, с полузакрытыми глазами. Остановилась посреди гостиной, уверенная в том, что Полидоро разглядывает ее.

Он с трудом поднялся с кресла и пожалел, что выбрал не жесткий стул, а эту рухлядь с ослабевшими пружинами, из которой не так-то просто выбраться.

Каэтана прижимала к груди какое-то существо, видны были сладко потягивающиеся лапы. Полидоро пригляделся: это был кот, глаза его горящими угольками светились в полутьме.

Пламя свечи колебалось от движения воздуха из открытого окна и освещало лицо Каэтаны. Волосы у нее были уложены в пучок, она пополнела, и свободный пеньюар не скрывал пышности форм.

Полидоро довольно улыбнулся, заранее предвкушая наслаждение, которое он испытает, когда сожмет в объятиях это роскошное тело, как раз такое, какие ему нравились. Он знал тело этой женщины, прощупал его в свое время с головы до пяток. Полные груди, круглые и мягкие, как подушки, свободно колыхались. Грудь часто вздымалась вместе с мурлыкающим котом, словно актрисе не хватало воздуха.

Полидоро сделал глубокий вдох, стараясь вобрать в себя запах Каэтаны, который не забыл за столько лет. Его тело словно вобрало его в себя, точно вакцину, и он жил в его памяти. Особенно запомнилась та ночь, когда он обнюхивал ее, точно лесной зверь.

– Как поживаешь, Полидоро? – Руки она не протянула, так как держала кота.

Голос звучал как хрустальный колокольчик. Годы не приглушили резкости и терпкости его тембра. Он – как португальское вино, сказала она однажды, вызвав его веселый смех. Немного трески и оливкового масла – и я стану настоящим шедевром португальской кухни.

Каэтана подошла поближе.

– Со мной ты знаком. А с ним – нет.

И указала на кота. Свечу она поставила на сервант, и при ее свете Полидоро продолжал разглядывать актрису.

– Его зовут Рише. Вот уже семь лет он ездит со мной повсюду. Он диковатый и злой. Чтобы обратить мое внимание на себя или предупредить о какой-нибудь опасности, пользуется примерно семью-десятью выражениями. Еще и меня переживет, коты не умирают никогда.

Она тихонько погладила шерстку животного. Сонный Рише ответил мурлыканьем. Его пепельно-серый хвост извивался. По временам хвост напружинивался до непристойности. Не хватало только, чтобы воткнулся хозяйке между ног. Такой обмен ласками между женщиной и котом, которые прекрасно понимали друг друга, смутил Полидоро. Ведь его распиравший трусы отросток был таким же мохнатым и темным, как кошачий хвост, а тот вроде бы стоял на страже храма, который Полидоро желал как можно скорее осквернить.

Устыдившись, Полидоро скрыл свое волнение.

– Добро пожаловать в Триндаде! – Громоподобный голос Полидоро напугал кота, и он спрыгнул с рук Каэтаны на пол. Она попыталась снова взять его, но он укрылся между ее ногами.

– Успокойся, Рише, – пробормотала Каэтана, забыв о Полидоро.

А тот позавидовал коту, пожалел, что не он – предмет таких забот, но вслух ничего не сказал.

– Я не смог встретить тебя на автобусной станции, думал, ты приедешь поездом. Мы все тебя встречали на перроне вокзала.

Привыкнув к полутьме, он понемногу начал различать смену выражений ее лица.