Сладострастный монах

Я дождался начала более решительных действий, после чего кивком пригласил Сюзон посмотреть в дырочку. А за стенкой Туанетта, наскучив созерцанием, освободилась от объятий монаха и скинула на пол сорочку и платье. Она готовилась к празднику любви. О, что за чарующий вид открылся мне! И тем сильнее я возгорался, что радом находилась Сюзон.

Заметив внимание, с каким я наблюдал за тем, что творилось в соседней комнате, она, снедаемая любопытством, приблизилась и, легонько оттолкнув меня, прошептала:

— Позволь мне посмотреть.

Я с радостью уступил ей место, поскольку это полностью отвечало моим желаниям. Оставаясь подле Сюзон, я прилежно наблюдал за тем, как на ее лице отражаются эмоции, вызванные зрелищем. Она густо покраснела, но не отрывалась от дырочки.

В то время, как Сюзон с жадностью следила за сценой, разыгрываемой за перегородкой, рука моя осторожно подымалась по ее ногам и не встречала сопротивления более, чем символического. И вот моя ладонь оказалась в тисках ее бедер, причем хватка постепенно ослабевала по мере того, как увеличивалась интенсивность любовной баталии, за коей она наблюдала. По легким судорогам шелковистых ягодиц Сюзон я мог без труда сосчитать, сколько толчков совершили отец Поликарп и Туанетта. Наконец я достиг заветной цели. Не выказав ни единого знака неудовольствия, Сюзон окончательно сдалась и развела ноги, дабы моей руке позволительно было проникнуть туда, куда она стремилась. Воспользовавшись благоприятным случаем, я надавил пальцем на чувствительное место, но глубже палец входил с большим трудом. Сюзон не могла унять непрерывную дрожь, а с каждым моим новым усилием она вздрагивала всем телом.

«Теперь ты моя!» — победно подумал я и тут же задрал ей юбку. Восхищенные глаза мои встретились с самым очаровательным, самым белым, самым упругим и совершенным в своей округлости, самым восхитительным задом, какой только можно себе представить. Никогда ни прежде, ни потом не возносил я молитвы перед столь соблазнительным алтарем. Я воздал сим обожаемым полушариям должное поклонение, покрыв их тысячью пламенных поцелуев. Никогда мне не забыть этой божественной задницы.

Однако Сюзон обладала и другими прелестями, достойными моего внимания.

Став на ноги, я распустил ее корсаж и освободил из заточения две маленьких грудки — твердых, заостренных, словно вылепленных самой любовью. Они подымались и опускались и требовали мужской руки, способной унять их колыхание. Я охотно пришел на помощь и потрогал каждую по очереди, а затем обе вместе.

Не в силах оторваться от зрелища, за которым она наблюдала, Сюзон безропотно позволяла мне проделывать с ней различные манипуляции. Ее податливость сперва очаровала меня, но потом затянувшаяся сосредоточенность на том, что имело место в соседней комнате, начала раздражать меня. Я горел огнем, угасить который могла лишь Сюзон, однако она отказывалась покинуть свой пост.

Мне хотелось видеть Сюзон совершенно обнаженной, дабы охватить целиком безукоризненное тело, которое я покрывал поцелуями и ласками. Неискушенному уму казалось, что этого будет достаточно, чтобы удовлетворить все желания.

Призвав все свое мужество, я проворно снял с уступчивой Сюзон одежду вплоть до последнего лоскутка, а затем разделся сам. Теперь, когда оба мы были голые, словно в день появления на свет, я перепробовал разнообразные подходы, дабы утолить мою страсть, но Сюзон оставалась безответной. Настойчивые поцелуи и нежные, но энергичные ласки не могли расшевелить ее. Мыслями она была в соседней комнате.

Я попытался пристроиться к ней сзади, но эта позиция оказалась неудобной. Мне не удалось войти в нее, несмотря на то, что она послушно расставила бедра. Тогда я погрузил палец в ее чудесную маленькую п…ду, а когда я его вытащил, он был весь мокрый от любовного нектара. Я снова попытался ввести напряженный член, однако усилия мои оказались бесплодными.

— Сюзон, — пробормотал я, раздосадованный тем, что увлеченность, с какой она наблюдала за соседями, не позволяла мне получить желаемое удовлетворение, — хватит уже, довольно. Иди ко мне. Мы можем насладиться не хуже них.

Когда она обратила на меня взор, глаза ее радостно блестели. Я нежно обнял ее и уложил на кровать, причем она развела бедра в разные стороны, не дожидаясь моей просьбы. Я уставился на крохотную алую пуговку, выглядывавшую из золотого руна, частично скрывавшего холмик, нежный оттенок которого едва ли воспроизвела бы самая изощренная кисть.

Недвижимая, но переполненная желанием, Сюзон ждала доказательств страсти, которые мне не терпелось преподнести ей. Однако в беспримерной неуклюжести я метил то слишком высоко, то чересчур низко, посему попытки мои оказались тщетными. В конце концов ее изящная ручка взяла на себя роль провожатого, и я почувствовал себя на этот раз в нужном месте. Но мне пришлось испытать неожиданную боль на том пути, что, по моим представлениям, должен был быть усыпанным цветами.