Сладострастный монах

Я не обрадовался возможности вновь увидеть этого старого козла. Скажу больше: я затрясся как осиновый лист. Не однажды моя задница удостаивалась чести быть объектом внимания батюшки, ибо ему не чужды были подобные развлечения, поэтому теперь я опасался, как бы он не начал осыпать меня своими милостями. Однако я не смел поделиться тревожными мыслями с Туанеттой. Зачем она ведет меня туда, я не знал, но покорно шел за ней, поскольку не видел другой возможности.

Мы вошли в дом, и страхи мои рассеялись, когда Туанетта, подтолкнув меня к устрашающему типу, спросила, не будет ли он так любезен и не даст ли мне приют на несколько дней? Как раз эти «несколько дней» и придали мне уверенность.

«Все не так уж плохо, — подумал я, — через несколько дней отец Поликарп заберет меня с собою».

Поначалу я очень обрадовался такой перспективе, но затем омрачился при мысли о бедной Сюзон. Видимо, я потерял ее навсегда. Это предчувствие доставляло мне мучение и переполняло печалью. Впервые изведанный опыт и эмоции, которые я только что испытал, отодвинули Сюзон на второй план, но теперь сердце мое разрывалось, стоило лишь подумать о расставании с сестрою.

Передо мной как наяву возникали прелести ее божественного тела, бедра, округлые ягодицы, лебяжья шея и белые упругие маленькие груди, которые я осыпал благоговейными поцелуями. Я вызывал воспоминания о восторгах, испытанных с Сюзон, и сравнивал их с восторгами, какие дала мне Туанетта. С этой последней я обмирал, но, уверен, достиг бы того же и с Сюзон, ежели бы нас не прервали. И какая это была бы счастливая смерть! Что теперь с нею будет, спрашивал я себя? Каким образом собирается ей отомстить Туанетта? Станет ли Сюзон скучать по мне? Может быть, она сейчас плачет, бедняжка. Рыдает и проклинает меня, причину всех ее несчастий. Уверен, что она возненавидела меня. Возможно ли жить дальше с мыслью, что она питает ко мне отвращение? Ко мне, который обожает ее и с радостью принял бы муки ада, лишь бы избавить ее от всякой горести! Такие вот мрачные мысли повергли в смятение мою душу. Однако меланхолия рассеялась при звуке колокольчика, возвестившего начало обеда.

Кюре

Давайте оставим Сюзон на некоторое время. Позже мы не раз встретимся с ней, ибо она играет важную роль в этой повести, а сейчас давайте подкрепимся, а я тем временем познакомлю вас с некоторыми из тех, кому суждено было появиться в моей жизни. Начну с кюре.

Кюре принадлежал к числу таких людей, на коих невозможно взирать без смеха. Росту в нем было не более четырех футов, на луноподобной физиономии горели щеки, пурпурный цвет которых объяснялся тем, что кюре пил отнюдь не только воду, приплюснутый, мясистый нос завершался ярко-красной шишкой, маленькие колючие глазки высматривали из-под кустистых бровей, над которыми нависал низкий лоб, а на подбородке кудрявилась небогатая поросль. Добавьте ко всему этому потешное выражение лица, и вы получите кюре. В деревне он был знаменит некими талантами, которые ценятся выше красивой внешности.

Теперь перейдем к его экономке, мадам Франсуазе, старой ведьме, злющей, точно обезьяна, и более грешной, нежели сам сатана. Лицо ее выдавало ее полувековой возраст, однако женщины есть женщины — по ее словам, ей было всего лишь тридцать пять. Она употребляла так много румян, что выглядела подобно размалеванной Иезавели, из носа вечно торчал нюхательный табак, рот представлял собою разрез от уха до уха, а те несколько зубов, что еще остались на шамкающих челюстях, расшатались настолько, что были готовы вот-вот выпасть. В молодые годы она всячески услужала кюре, и он в знак благодарности не выгонял ее из дому.

Домашнее хозяйство было целиком и полностью в ее ведении, поэтому все проходило через ее руки, включая деньги, изрядная часть которых прилипала к ее пальцам. О кюре она говорила не иначе как во множественном числе. Они

поступят так-то да они нуждаются в том-то.

Под покровительством этой уродливой пары жила девушка, якобы племянница священника, хотя ни для кого не было тайной, что они состояли в более близких отношениях. Лицо у этой довольно-таки крупной девицы было приятного цвета, хоть и рябоватое, нос торчал, словно у уточки, глазки были крохотные, но живые, а грудь — достойна восхищения. Природа не наградила ее большим умом.

Время от времени к кюре наезжал пройдоха богослов и задерживался на неделю или более, не из дружеских чувств, что он питал к старшему собрату по церкви, а, скорее, благодаря интересу, какой вызывала в нем его племянница. Немного погодя я поведаю о своей роли в этой любовной интриге.