Сладострастный монах

Я с нетерпением стал ожидать исполнения ее предсказаний. Легкое пощипывание в яичках подогревало надежду на успех. Она поспешила раздеться, прежде чем наступил эффект. Не позднее чем она осталась обнаженной, кровь во мне так и вскипела. Мой пенис развернулся во весь рост, словно внутри него освободилась пружина. Как безумец, я схватил мадам Динвиль и завалил ее на кровать. Я упивался ею, едва позволяя ей дышать. Я был слеп и глух. Изо рта у меня вырывались хрипы разъяренного животного. Все мысли были посвящены одному: ее п…де.

— Погоди, любовь моя, — вскричала она, стараясь от меня оторваться, — не торопись так уж! Продлим наши удовольствия, изопьем до дна наши радости! Положи голову на мои ноги, а я положу на твои. Сунь язычок ко мне в п…ду. Вот так. О, я на седьмом небе!

Тело мое, вытянутое вдоль ее тела, плавало в море неги. Я погружал язык во влажный грот так глубоко, как только мог, и если бы это было мыслимо, то погрузился бы туда с головой. Энергичное посасывание клитора вызвало обильное выделение нектара в тысячу раз восхитительнее того, что предлагала Геба богам Олимпа. Читатель может спросить, а что пили богини? Разумеется, то, что вытекало из лейки Ганимеда.

Мадам Динвиль обеими руками обхватила мой зад, а я сжимал ее упругие ягодицы. Ее губы и язык гуляли по моему члену с лихорадочным неистовством. Так же и я поступал с ее нижними частями. О том, что восторги ее невероятно возросли, мне говорили участившиеся судороги и поминутное сведение и разведение бедер. То умеряя, то наращивая усилия, мы постепенно приближались к пику наслаждения, а перед самой вершиной словно одеревенели, призвав все свои способности, дабы в полной мере вкусить неземного блаженства.

Облегчились мы одновременно. Из ее п…ды вылилась восхитительно теплая жидкость, которую я жадно ловил ртом. Ее рот также наполнился моим нектаром. Его оказалось так много, что ей потребовалось несколько глотков, чтобы проглотить его, и она не выпускала изо рта мой член до тех пор, пока не убедилась, что не осталось ни одной капли. Экстаз прошел, и я испытал отчаяние оттого, что его нельзя тут же повторить. Но таково уж плотское наслаждение.

Вновь оказавшись в том жалком состоянии, из которого меня вывело снадобье мадам Динвиль, я возгорелся желанием еще раз прибегнуть к его чудодейственной силе.

— Нет, дорогой Сатурнен, — ответила мадам. — Я слишком тебя люблю, чтобы позволить тебе погибнуть. Радуйся тому, что есть.

Не испытывая особого желания встретиться с Творцом даже ради еще одного круга удовольствий, я последовал примеру мадам Динвиль и быстро оделся.

Понимая, что она не осталась недовольной тем, как я исполнил свою роль, я испросил у нее разрешения продолжить когда-нибудь наши игры.

— Когда ты хочешь прийти в следующий раз? — спросила она, целуя меня в щеку.

— При первой возможности, но как бы скоро это ни произошло, все равно разлука мне покажется вечностью, — с жаром заявил я. — Что если завтра?

— Нет, — с улыбкой возразила она. — Я хочу, чтобы ты восстановил свои силы. Увидимся через три дня.

С этими словами она протянула мне несколько пилюль, которые как она заверила, обладают тем же эффектом, что и бальзам.

— Будь с ними осторожен, — предупредила мадам Динвиль, — И еще: думаю, излишне напоминать о том, что о случившемся — никому ни слова.

Я дал святую клятву, мы обнялись на прощание, и я удалился, оставив ее в уверенности, что именно ей выпала радость сорвать цветок моей девственности.

Когда я бесшумно прошел по слабо освещенному коридору и уже достиг передней, меня кто-то остановил. Оказалось, Сюзон. Я онемел от изумления. Само ее присутствие явилось укором в моей неверности. «Что, если бы она стала свидетельницей того, что имело место между мною и мадам?» — подумал я с глубоким чувством вины. Сюзон держала мою ладонь в своих и не говорила ни слова. Смятение не позволяло мне взглянуть ей прямо в глаза, и все же, не в силах более выносить молчание, я поднял голову и спросил, в чем причина ее немоты. Она ничего не ответила, лишь только смахнула слезы. Это меня словно ножом в сердце садануло. Более того, разожгло огонь, который недавно погасила своими ласками мадам Динвиль. С любовью глядя на Сюзон, я спрашивал себя, что я нашел в женщине, которая была много старше меня?

— Сюзон, — сказал я, и в голосе моем явственно слышалось страдание, — не я ли стал причиной твоих слез?

— Да, ты, — всхлипнула она, — бессердечный мальчишка. Ты разбил мне сердце, и теперь я умираю от горя.

— Я? Как ты можешь обвинять меня в этом? Что я сделал? Тебе хорошо известно, что моя любовь к тебе глубже, чем океан.