Сладострастный монах

Я настолько расхрабрился, что запечатлел нежный поцелуй на одном из розовых бутонов. Мадам не шевельнулась. С другим бутоном я обошелся точно так же. Изменив положение своего тела, я стал еще смелее и заглянул к ней под юбку, дабы проникнуть в сад любви, но ничего не добился, поскольку она лежала, скрестив ноги. Если не удалось разглядеть, так, может, получится пощупать? Ладонь моя медленно поднималась по ее бедру, пока она достигла подножия крепости Венеры. Кончик пальца был у самого входа в грот. Я рассудил в том смысле, что уже зашел достаточно далеко, но, достигнув сих областей, опечалился и раздосадовался пуще прежнего. Как мне хотелось узреть воочию то, до чего только что дотрагивался! Я отдернул бесстыдную руку и сел, наслаждаясь зрелищем спящей красоты. Выражение лица мадам по-прежнему оставалось безмятежным. Казалось, сам Морфей дал ей своего снотворного зелья.

Неужели меня обманули глаза? Неужели у нее дрогнули ресницы? Я порядочно испугался и посмотрел опять, на сей раз более внимательно. Нет, глаз, который, как мне показалось, приоткрылся на мгновение, был по-прежнему плотно сомкнут.

Успокоившись, я призвал все свое мужество и начал осторожно поднимать ей юбку. Она чуть вздрогнула, и я, уверенный в том, что разбудил ее, возвратил юбку в первоначальное положение. Сердце мое бешено колотилось, как у человека, едва избежавшего непоправимой беды. Подавленный ужасом, я сел рядом с мадам и уставился на ее восхитительную грудь. С чувством облегчения я увидел, что сон ее продолжается. Она лишь переменила положение, и какую чудную позу она приняла!

Ноги ее перестали быть скрещенными, а когда она, согнув в колене, приподняла одну из них, юбка ее упала на живот, открыв волосатый холмик и п…ду. От бесподобного вида у меня голова пошла кругом. Вообразите себе полную ножку в легкомысленном чулке, удерживаемом изящной подвязкой, крохотную ступню в модной туфельке и бедро, точно из алебастра. Карминную п…ду окружало кольцо эбеново-черных волос, и она источала такой пьянящий аромат, куда там твой ладан! Я вставил пальчик в щелку и слегка пощекотал. В ответ она шире развела бедра. Тогда я приложился к ней губами, стараясь погрузить язык как можно глубже. Слова бессильны, дабы описать мощь возникшей у меня эрекции.

Теперь меня уже ничто не могло остановить. Страх, осторожность и почтение я оставил в стороне. Страсть моя, словно поток, все смывала на своем пути. Даже если бы она была любимой женой султана, я все равно имел бы ее в присутствии сотни вооруженных ятаганами евнухов. Вытянув свое тело вдоль ее и упираясь руками и коленями в землю, дабы не слишком отягощать ее и тем самым не пробудить, я мало-помалу загнал член в ее дырку. Я соприкасался с нею единственной частью тела, которую вдвигал и выдвигал с величайшей осторожностью. Медленные, зато ритмичные движения усиливали и продлевали неописуемое блаженство.

По-прежнему пристально всматриваясь в ее лицо, я время от времени нежно целовал ее пухлые губки.

Однако восторги, которые я испытывал, оказались столь велики, что я забыл про осторожность и всей тяжестью повалился на достойную даму, неистово обнимая и сжимая ее.

Пик наслаждения заставил меня открыть глаза, которые оставались сомкнутыми с того мгновения, как я пошел на приступ, и теперь я видел, что мадам Динвиль испытывает сладостную муку, но, к сожалению, я уже был неспособен разделить с ней ее радость. Моя сонная подруга вцепилась в мои ягодицы, а свои — напрягала и подымала, затем она привлекла меня на свое трепещущее тело. Я целовал ее, вложив в поцелуи остаток страсти:

— Друг мой, — простонала мадам изменившимся голосом, — ты уж постарайся еще немного. Не оставляй меня на полпути к блаженству.

Я ощутил удвоенную энергию, уж очень она жалостно умоляла, и возобновил свою приятную работу. После пяти-шести толчков она почти что потеряла сознание. Непонятно, почему, но это сильно распалило меня, и я ускорил темп. За несколько секунд я достиг второго пика и впал в состояние, близкое к тому, в каком пребывала моя партнерша. Когда мы очухались, то выразили восхищение друг другом посредством объятий и горячих лобзаний.

Поскольку страсть сошла на нет, я понимал, что пора покинуть поле боя, но смущался сделать это, ибо считал нежелательным, чтобы мадам увидела то печальное состояние, в каком теперь находился мой член. Я постарался скрыть это, но она смотрела во все глаза. Она схватила его, лишь только он показался, взяла в рот и начала сосать.

— Ах, что ты делаешь, глупенький? — бормотала она. — Неужели тебе стыдно показать инструмент, которым ты так хорошо владеешь? Разве я скрываю от тебя что-нибудь? Смотри! Вот мои груди. Взгляни на них и ласкай, сколько пожелаешь. Бери в рот розовые сосочки, положи руку ко мне на п…ду. О, до чего замечательно! Ты и вообразить не можешь, какое наслаждение ты мне доставляешь, маленький негодник!

Вдохновенный живостью ее ласк, я отвечал с не меньшим пылом. Закатывая глаза, она не переставала удивляться ловкости моего пальца, а я ощущал ее дыхание на своих устах.