С переводом кораблей в Кронштадт: "Бородино" -13 апреля, "Князя Суворова" – 27 апреля, "Орла" – 3 мая 1904 г., работы на кораблях вступили в новую, особенно обостренную множеством дополнительных неурядиц (об этом много говорится в книге В.П. Костенко), решающую фазу. И по-прежнему строителям приходилось отвечать за те проблемы, которые еще до войны не счел нужным решить МТК. Несмотря на выполненное еще в октябре 1903 г. подкрепление днищевого набора "Императора Александра III" (вместо 4-х подкрепительных угольников на флорах на заклепках, тогда их установили 6), избежать новых повреждений не удалось. При еще ледовой постановке в док 26 марта 1904 г. на шпангоутах с 24 по 41 (они подкреплений не имели) обнаружились повальные повреждения со стрелкой прогиба Т,-
Немалые переживания достались и строителю "Императора Александра III", а с ним и строителям всей серии. На 15-16 апреля, смотря по ледовой обстановке, были назначены испытания поворотливости и устойчивости корабля на курсе. Этот досадный долг, оставшийся от 1903 года, выполнили только 19 апреля. В этот день Н.В. Долгоруков телеграфировал в МТК: "Заделка кормового прикильного среза повлияла на устойчивость на курсе, улучшила ее". Сколько бесценных достроечных дней было потеряно из-за проволочек с этой заделкой, на которой давно настаивал С.О. Макаров. Совсем иное было уже время – с гибелью адмирала 31 марта погибли надежды флота на перелом обстановки, а броненосцы новой серии все еще не могли вырваться из плотной паутины достроечных работ. Смешно сказать, но даже парадный адмиральский трап мог вызвать потерю драгоценного времени. Очень трепетно относились тогда к адмиральским удобствам. Негоже было его превосходительству пробираться в свое помещение через населенный офицерами спардек. Это роняло престиж его власти, и потому изобретен был дополнительный трап, который позволял адмиралу без помех попасть в свое жилье. Чертеж трапа был послан в МТК еще 5 апреля, но и 16-го числа завод не мог приступить к его изготовлению. И опять, в который уже из десятков или сотен раз, С.К. Ратник должен был привычно напоминать о необходимости срочного рассмотрения чертежа, "крайне необходимого для производящихся на броненосце работ". В МТК "вняли", чертеж был утвержден 18 апреля.
Японцы в это время уже завершали посадку десантного корпуса (1-й эшелон 50 000 человек), чтобы высадкой под Порт-Артуром отрезать его от сообщения с маньчжурской армией генерала А.Н. Куропаткина (1848-1925). 22 апреля, оставив флот, выехал из крепости наместник и Главнокомандующий Е.И. Алексеев, 4 мая у г. Кинчжоу отступили русские 5-й, 13-й и 14-й Восточносибирские полки. 13 мая чрезвычайно важную стратегическую позицию на перешейке у Кинчжоу сдали японцам и в тот же день подожгли стоивший России соизмеримых с флотом затрат, но так и несостоявшийся порт Дальний. А в Кронштадте строители, изнемогая под грузом все еще множившихся, как всегда бывало, достроечных работ, должны были успевать еще обеспечивать эксклюзивные, как сказали бы сегодня, бытовые и гастрономические удобства небожителя-адмирала.
31. Особые полномочия
Обращение к реконструкции событий – неизбежный, всегда мучительный и часто неблагодарный труд историка. Как бы ни хотелось ему приблизиться к подлинным фактам и документам, он всегда оказывается перед их нехваткой и неполнотой. "Человек слаб", – любил повторять историк нашего флота и судостроения М.М. Дементьев, имея в виду упорную наклонность участников событий к приукрашиванию, искажению, замалчиванию неудобных фактов. В своих бесценных воспоминаниях это делал и С.Ю. Витте. Этим грешат едва ли не все мемуары известных и малоизвестных авторов. Дойти до истины трудно даже во всесторонне, казалось бы, разработанном историческом исследовании Б.А. Романова о дипломатической истории Русско-японской войны. Еще менее шансов приблизиться к истине предоставляют официальные труды.